А жизнь — она одна не справится.
И, если жить нам всё же нравится,
То мы должны ей помогать,
Должны все силы прилагать
К тому, чтоб травы были росными,
А времена чтоб были сносными.
Нам надо сильно приналечь,
Чтоб ей приятно было течь

Я тяжко живу, но легко сочиняю,
И слово одно на другое меняю,
И не потрясая серьёзных основ,
Слежу за порядком роящихся слов.

Хоть мир диковат, и удел мой не сладок,
В тетрадке моей идеальный порядок,
И мнится, что если его поддержать,
То можно серьёзных проблем избежать.

И как писать на злобу дня,
Коль занесла судьба меня
Туда, где ни малейшей злобы —
Лишь милосердье высшей пробы,
Лишь милосердье и добро,
Лишь золото и серебро,
Густые утренние росы
И в желтых лютиках откосы…
В такие веси занесла,
Где я живу, не помня зла.

Люблю начало речи плавной,
Причуды буквицы заглавной,
С которой начинают сказ:
«Вот жили-были как-то раз…»

Гляжу на букву прописную,
Похожую на глушь лесную:
Она крупна и зелена,
Чудным зверьем населена.

«Вот жили-были…» Запятая,
И снова медленно читаю:
«Вот жили…» И на слово «Вот»
Опять гляжу, разинув рот.

А мир этот жив, потому что есть где-то иной,
Иной, безымянный, неведомый и неземной.
Оттуда сигнал то идет, то почти угасает.
Но если нас что-то и держит и чудом спасает,
То не притяженье земное, а тяга к тому,
Что ни отыскать, ни назвать не дано никому.

Все поправимо, поправимо.
И то, что нынче горше дыма,
Над чем сегодня слезы льем,
Окажется прошедшим днем,
Полузабытым и туманным
И даже, может быть, желанным.
И будет вспоминаться нам
Лишь белизна оконных рам
И то, как в сад окно раскрыто,
Как дождь стучит о дно корыта,
Как со скатерки лучик ломкий
Сползает, мешкая на кромке.

Во всех ситуациях — только слова
Все те же да те же…
Не стоит сдаваться, хотя голова
Здорова все реже,
И худо снаружи, и худо внутри,
Внутри и снаружи…
Вьетнамским бальзамом затылок натри,
Чтоб не было хуже.
Все канет со временем. Помни одно:
И хуже бывает.
Но время, которое лечит, оно,
Увы, убивает.

Жизнь и без цели хороша.
Жизнь хороша без всякой цели.
В ней вместо цели звук капели
И снег, что падает шурша,
Глазок скворешни, писк птенца,
И тень в жару, и ветер в поле,
И затиханье острой боли,
Которой не было конца.

Мой белый день, гори, гори,
Ты даришь зарево зари,
И свет, и тень, и все подряд,
На что ни брошу беглый взгляд:
Дорогу, дерево, цветы,
И от избытка доброты
Себя сжигаешь, чтобы в дар
Мне принести закатный жар.

Тоска? Бери ее измором
Иль изгони ее с позором.
А, впрочем, может, и тоска
Быть чем-то вроде волоска,
На коем держимся. И служит
Нам преданно. Ведь кто не тужит,
Не мается и слез не льет,
Тот никогда не подает
Загадочных, волшебных знаков
О том, что мир не одинаков,
Что можно колдовскую речь
Из тайных недр его извлечь.

Какая нынче дозировка
Чудес, явившихся на свет?
А мне в ответ: «Да их и нет.
Есть шмель, есть божия коровка,
Есть блик рассветный, есть роса…».
Кричу: «Да это ж чудеса!
Они — мои. Беру всё оптом.
Беру, покуда не истоптан
Рассветный влажный сад, беру
Теней бесшумную игру,
Лучей серебряные нити.
Всё это — в воздух заверните».

Все страньше жизнь моя и страньше,
Еще странней она, чем раньше,
Еще причудливей, чудней,
Еще острей тоска по ней —
— Чудной и чудной. Что же дальше?
А дальше — тишина, стена…
Смотри-ка, лампа зажжена
В чужом окне, где жизнь чужая
Проходит, старый провожая
И привечая новый миг.
Попробуй не сорвись на крик
И не воскликни: «Стой, мгновенье,
Постой», но ветра дуновенье
Возможно ли остановить?
… показать весь текст …

Тебя помилуют, не бойся.
Ложись и с головой укройся.
Ложись и спи лицом к стене.
Ночной покой всегда в цене.

Дыши всю ночь легко и ровно.
Да будут те, с кем связан кровно,
Хранимы ангелом самим.
Да будет ангел сам храним.

Ах, всё о том же — как пою и плачу,
Как улыбаюсь, как улыбку прячу,
И про тоску свою, и про смятенье,
А если о чужом полночном бденье
И о чужой улыбке и судьбе —
То всё равно и это о себе.

Важнее, чем любые сведенья,
Возможность пребывать в неведенье
Счастливом и совсем не знать
Какой бывает жуткой врединой
Та, что Судьбой привыкли звать.

Важней не ведать об опасности,
Чем понимать и суть и частности,
И подоплёку. А финал
Сам Бог велел замять для ясности,
Которой он и сам не знал.

Чего-то всё от нас хотят.
Топили б сразу, как котят.
Так нет — растят и просвещают,
Златые горы обещают,
Коль не сегодня, так потом.
Ну, а потом — лишь суп с котом,
Лишь обделяют, ущемляют
И больно душу прищемляют,
И, продолжая мучать, жать,
Велят улыбочку держать.

Тоска всегда была мне другом,
Она всегда к моим услугам,
Она мне предана душой.
Вот я опять в тоске большой,
Хотя как будто нет причины,
Опричь того, что жизнь течёт,
А дней моих — наперечёт,
А дней запас упрямо тает,
О чём тоска не забывает
Напоминать мне среди дня,
Ревнуя к радости меня.

Прости, о Господи, о Господи, прости
За то, что хочется подальше уползти
Из края отчего, в котором вечный мрак,
И в нем немыслимо и врозь нельзя никак.
Прости, о Господи, что я при свете дня,
Который должен быть подарком для меня,
При свете солнечном, как в темени кружу
И даже проблеска нигде не нахожу.

Воюю с сердцем, с головой,
С рукою левой, ножкой правой,
Лечусь химической отравой,
Лечусь целительной травой,
Ем не поздней часов пяти.
И что я здесь нашла такого,
Что нет желанья никакого
Без боя сдаться и уйти?

Наверно, прежде, чем родиться,
Необходимо убедиться,
Что мир не враг тебе, а друг,
Что без тебя он, как без рук,
Что потому ты и рождался
На свет, что мир в тебе нуждался,
Что под покровом сих небес
Ты нужен просто позарез.
Ну пусть не миру, пусть кому-то,
Кто без тебя тоскует люто.
Ну пусть не мир, пусть кто-то в нём
Ждёт — не дождётся ночью, днём
Тебя. Пусть кто-нибудь найдётся,
Кто без тебя не обойдётся,
… показать весь текст …