1. В сумасшедшем доме каждый мог говорить все, что взбредет ему в голову, словно в парламенте.
2. Скромность украшает мужчину, но настоящий мужчина украшений не носит.
3. — Наше дело дрянь, — начал он слова утешения.
4. После вакханалий и оргий всегда приходит моральное похмелье.
5. Бросаться направо и налево дерьмом — аргументация более или менее убедительная, но интеллигентный человек даже в состоянии раздражения или в споре не должен прибегать к подобным выражениям.
6. В толстого эрцгерцога в…
… показать весь текст …

Мне хотелось доставить вам горизонтальную радость.

Скромность украшает человека, но зачем мужчине украшения?

Уфимский купец Иван Иванович не убежал из города с другими буржуями, но остался на своем наблюдательном пункте, в лавке, с определенной целью: заниматься по приходе советских войск спекуляцией и провокацией.
Одним из важнейших свойств, отличающих купца Ивана Ивановича от других животных, является дар речи, дар слова.
Иван Иванович пользуется в самом широком смысле этим свойством и злоупотребляет свободой слова при каждой возможности.
Его дар слова имеет в уфимской жизни громадное значение.
Этот…
… показать весь текст …

После вакханалий и оргий всегда приходит моральное похмелье.

А если говорить насчёт честности, то это, конечно, вещь прекрасная, с нею человек далеко пойдёт. Ну, всё равно как при состязании в ходьбе: как только начнёшь мошенничать и бежать, так моментально сходишь с дистанции.

Нигде никогда никто не интересовался судьбой невинного человека.

Ныне героев нет, а есть убойный скот и мясники в генеральных штабах.

Кто любит говорить двусмысленности, сначала должен их обдумать. Откровенный человек…
… показать весь текст …

Бросаться направо и налево дерьмом — аргументация более или менее убедительная, но интеллигентный человек даже в состоянии раздражения или в споре не должен прибегать к подобным выражениям.

…Все эстеты — гомосексуалисты; это вытекает из самой сущности эстетизма.

В толстого эрцгерцога вернее попадешь, чем в тощего.

Без жульничества тоже нельзя. Если бы все люди заботились только о благополучии других, то еще скорее передрались бы между собой.

Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой…
… показать весь текст …

— Нет, ни в коем случае, мой юный друг, — произнес банкир Вильямc, обращаясь к молодому человеку, который сидел напротив, задрав ноги на спинку стула. — Никогда, господин Чейвин! Выслушайте меня внимательно и попытайтесь чему-нибудь научиться.

Вы просите руки моей дочери Лотты. Вам, очевидно, хотелось бы стать моим зятем. В конечном счете вы надеетесь получить наследство. Минутой раньше на мой вопрос, есть ли у вас состояние, вы ответили, что получаете только двести долларов дохода.

Мистер Вил…
… показать весь текст …

…хоть суд и признал ее слабоумной, но при этом отметил, что, она может занимать любую государственную должность.

Однако опыт учит нас, что мелким преступникам нет места на страницах истории. Туда попадают только крупные негодяи, мерзавцы, поджигатели и убийцы; чем больше людей они убили, тем более высокий носят титул: княжеский, королевский, императорский. Там Атиллы, Тамерланы, Вильгельмы, Габсбурги. Они требуют новых и новых жертв до тех пор, пока не умрут естественной смертью или не найдется разумный человек, который всему этому разом положит конец.

Никогда так не было, чтоб никак не было. Всегда так было, чтобы как-нибудь да было!

Обвиняемый Швейк отказался написать продиктованные ему фразы, утверждая, что за ночь разучился писать

Чем образованнее человек, тем изощрённее он ворует.

«В одном полку у одного офицера был такой же послушный денщик. Он делал всё, что ни пожелает его господин. Когда его спросили, сможет ли он по приказу своего офицера сожрать ложку его кала, он ответил: „Если господин лейтенант прикажет — я сожру, только чтобы в нём не попался волос. Я страшно брезглив, и меня тут же стошнит“»

Капитан Тайрле сплюнул и дружески похлопал капитана Сагнера по плечу:

— Задержитесь тут денька на два. Я вам все покажу. Потанцуем. Есть смазливые девочки, «Engeihuren». Здесь сейчас дочь одного генерала которая раньше предавалась лесбийской любви. Мы все переоденемся в женские платья, и ты увидишь, какие номера она выкидывает. По виду тощая, стерва, никогда не подумаешь! Но свое дело знает, товарищ. Это, брат, такая сволочь! Ну да сам увидишь… Пардон, — смущенно извинился он, — пойду блевать,…
… показать весь текст …

— А всему этому цена — дерьмо! — ответил Паливец, убирая посуду в шкаф.

«В сумасшедшем доме один выдавал себя за святых Кирилла и Мефодия, чтобы получать двойную порцию! Другой уверял, что внутри земного шара есть другой шар, значительно больше наружного. А третий — всё время лежал связанный в смирительной рубашке, чтобы не мог вычислить, когда наступит конец света!»

Швейк и поручик Лукаш смотрели друг на друга. В глазах поручика сверкали ярость, угроза и отчаяние. Швейк же глядел на поручика нежно и восторженно, как на потерянную и вновь найденную возлюбленную.

— Вам нужно в уборную? — любезно спросил Швейка вахмистр. — Уж не кроется ли в этом что-нибудь большее?

— Совершенно верно. Мне нужно «по-большому», господин вахмистр, — ответил Швейк.

Инструкциями войны не выиграешь.

— Короче говоря, — сказал Швейк, — ВАШЕ ДЕЛО ДРЯНЬ, НО ТЕРЯТЬ НАДЕЖДЫ НЕ СЛЕДУЕТ, — как говорил цыган Янечек в Пльзени, когда в тысяча восемьсот семдесят девятом году его приговорили к повещению за убийство двух человек с целью грабежа…

Здесь в большинстве случаев исчезала всякая логика и побеждал параграф, душил параграф, идиотствовал параграф, фыркал параграф, смеялся параграф, угрожал параграф, убивал и не прощал параграф. Это были жонглеры законами, жрецы мертвой буквы закона, пожиратели обвиняемых, тигры австрийских джунглей, рассчитывающие свой прыжок на обвиняемого согласно числу параграфов.