После вакханалий и оргий всегда приходит моральное похмелье.

А если говорить насчёт честности, то это, конечно, вещь прекрасная, с нею человек далеко пойдёт. Ну, всё равно как при состязании в ходьбе: как только начнёшь мошенничать и бежать, так моментально сходишь с дистанции.

Нигде никогда никто не интересовался судьбой невинного человека.

Ныне героев нет, а есть убойный скот и мясники в генеральных штабах.

Кто любит говорить двусмысленности, сначала должен их обдумать. Откровенный человек, у которого что на уме, то и на языке, редко получает по морде. А если уж получит, так потом вообще предпочтёт на людях держать язык за зубами. Правда, про такого человека думают, что он коварный и ещё бог весть какой, и тоже не раз отлупят как следует, но это всё зависит от его рассудительности и самообладания.

— Ничего не поделаешь, — серьезно ответил Швейк. — Меня за идиотизм освободили от военной службы. Особой комиссией я официально признан идиотом. Я — официальный идиот.

— Вот видите, — сказал Швейк. — Все это каждый должен претерпеть ради государя императора. И выкачивание желудка и клистир.

Я всегда хочу поправить дело, чтобы все вышло по-хорошему, и никогда ничего из этого не получается, кроме неприятностей и для меня и для других.

У солдата, которого ведут под конвоем, всегда больше опыта, чем у тех, кто его караулит.

Каждый человек в течение своей бесконечной жизни претерпевает бесчисленные метаморфозы и в определенные периоды своей деятельности должен на этом свете стать вором.

Теперь ведь война, а в войну люди берутся за такие дела, которые раньше им и не снились.

Люди, которых коробит от сильных выражений, просто трусы, пугающиеся настоящей жизни, и такие слабые люди наносят наибольший вред культуре и общественной морали.

Раньше, я помню, каждый офицер старался что-нибудь привнести в общее веселье. Поручик Данкель — служил такой, — так тот, бывало, разденется донага, ляжет на пол, воткнёт себе в задницу хвост селёдки и изображает русалку. Другой, подпоручик Шлейснер, умел шевелить ушами, ржать, как жеребец, подражать мяуканью кошки и жужжанию шмеля.

— Наше дело дрянь, — начал он слова утешения.

Из истории Вилем знал только индейцев и турок. По физике он лучше всего знал, как бросать камни.
Жандармы по его мнению, вращали земной шар.
Сейчас Вилем, мой бывший ученик, — австро-венгерский посол в Берлине

Неуважение к императору и к приличным выражениям было у него в крови.

Жизнь — не школа для обучения светским манерам. Каждый говорит как умеет.