Никто из самых близких поневоле
в мои переживания не вхож,
храню свои душевные мозоли
от любящих участливых галош.

Эта мысль — украденный цветок, Просто рифма ей не повредит: Человек совсем не одинок — Кто-нибудь всегда за ним следит.

Виднее в нас после бутылки,
Как истрепались в жизни бывшей;
Мы не обломки, мы обмылки
Эпохи, нас употребившей.

Пока дыханье теплится в тебе, не жалуйся — ни вздохами, ни взглядом, а кто не притязателен к судьбе, тому она улыбчива и задом.

Душа моя безоблачно чиста,
в любовные спеша капканы лезть,
поскольку всё на свете неспроста,
и случай — это свыше знак и весть.

Весь день суетой загубя,
плетусь я к усталому ужину,
и вечером в куче себя
уже не ищу я жемчужину.

Добро уныло и занудливо, и постный вид, и ходит боком, а зло обильно и причудливо, со вкусом, запахом и соком.

С кем нынче вечер скоротать, чтоб утром было не обидно? С одной тоска, другая бл. дь, а третья слишком интенсивна !

У Антуана де Сент-Экзюпери замечательно говорит король Маленькому Принцу: если я прикажу своему министру обернуться морской чайкой, или порхать с цветка на цветок, или написать трагедию, а он приказа не выполнит, — кто в этом будет виноват? С каждого надо спрашивать, говорит разумный король, только по его возможностям, это главное для разумной власти.
К сожалению, жизнь (или судьба) эту повесть мудрого француза не читала и постоянно вынуждает нас то порхать бабочкой, то трепыхаться морской чайкой, то сочинять невесть что безо всякой к тому склонности и подготовки.

Создатель дал нам две руки,
бутыль, чтоб руки зря не висли,
а также ум, чтоб мудаки
воображали им, что мыслят.

Для домашнего климата ровного
много значит уместное слово,
и от шепота ночью любовного
улучшается нрав домового.

Еще природа властна надо мной,
и сладко мне прельстительное рабство,
когда вдруг оживляешься весной
и дикое в душе клокочет бл**ство.

СОСЕДИ ХУЕВЫЕ

Тут вечности запах томительный,
И свежие фрукты дешёвые,
А климат у нас — изумительный,
И только соседи — хуёвые.

Прочел и пишу продолжение,
Из песни не выкину слова я,
Малейшего нету сомнения,
Да, наши соседи — хуёвые.

Да, фрукты тут очень душистые,
На пляжах вода бирюзовая,
… показать весь текст …

Глухое, тёмное, подвальное
во мне есть чувство чисто личное:
мне одиночество буквальное
куда милее, чем публичное.

Есть нечто вне формы и меры,
Вне смысла, вне срока, вне фразы,
Что острым предчувствием веры
Тревожит незрячий мой разум.

Везде одинаков Господен посев,
И врут нам о разнице наций.
Все люди — евреи, и просто не все
Нашли пока смелость признаться.

Вовсе не отъявленная бестия
я умом и духом, но однако —
видя столп любого благочестия —
ногу задираю, как собака.

Ген, как известно, — не водица,
Там папа, мама, предка примеси;
Всё, с чем доводится родиться,
Кипит потом на личном примусе.

Мы одиноки, как собаки,
но нас уже ничем не купишь,
а бравши силой, понял всякий,
что только хер зазря затупишь.

В этой мутной с просветами темени,
непостижной душе и уму,
я герой, но не нашего времени,
а какого — уже не пойму.