Кто уходит, того нетрудно любить

При ближайшем рассмотрении нам становится ясно, что те перемены, которые как будто наступают с ходом времени, по сути никакие не перемены: меняется только наш взгляд на вещи.

Если бы ты пошёл по ровной дороге, шёл по доброй воле и всё же отступал назад, тогда бы дело было пропащее; но поскольку ты взбираешься по отвесному склону, такому отвесному, что снизу ты сам кажешься повисшим на нем, то шаги вспять могут быть вызваны только особенностями почвы, и отчаиваться тебе не следует.

Кажется, я опять хотел подписаться «Твой»? Нет ничего лживее такой подписи. Нет, свой и вечно только себе преданный, вот кто я такой и с таким собой должен пытаться сжиться.

Никого нельзя обманывать, в том числе и мир, насчет его победы.

В первый миг испуга нам лезет в голову всякий вздор, но стоит немного подумать — и все становится на свои места

Он играл своими мечтами, а мечты играли им.

Зло — это всё, что отвлекает.

Большинство современных книг — лишь мерцающие отражения сегодняшнего дня. Они очень быстро гаснут. Старое же обнаруживает свою сокровеннейшую ценность — долговечность. Лишь бы новое — это сама преходящность. Сегодня оно кажется прекрасным, а завтра предстаёт во всей своей нелепости. Таков путь литературы.

Если я обречен, то обречен не только на смерть, но обречен и на сопротивление до самой смерти.

Две задачи начала жизни: все больше ограничивать свой круг и постоянно проверять, не спрятался ли ты где-нибудь вне своего круга

Оковы измученного человечества сделаны из канцелярской бумаги.

Заболейте счастьем, добром, милосердием и любовью. Только люди, пораженные одинаковым недугом, понимают друг друга.

И, когда я говорю, что ты для меня самое любимое, пожалуй, это тоже не подлинная любовь; любовь — то, что ты для меня нож, которым я копаюсь в себе.

Ты слишком много ищешь помощи у других. Неужели ты не замечаешь, что помощь эта не настоящая?

Теоретически существует полнейшая возможность счастья: верить в нечто нерушимое в себе и не стремиться к нему

Перо — это только сейсмографический грифель сердца. Им можно регистрировать землетрясения, но не предсказывать их.

Если то, что будто бы уничтожилось в раю, поддавалось уничтожению, значит, решающего значения оно не имело; а если не поддавалось, то значит, мы живем в ложной вере.

Вера — как топор гильотины, так же тяжела, так же легка.