Если не больно, значит не нужно ждать; если услышал, значит еще живой.
Больше не стану, словно старушка-мать, мелко креститься, шепотом «Бог с тобой».
Этот песок и море, и теплый дождь: это меняет чашечки на весах —
стала весомей правды святая ложь, стал неприлично пошлым мой старый страх,
что не вернешься, бросишь и не придешь, мысли ломают время: под кожей треск.
Если не больно, значит уже не ждешь, я улыбаюсь, пальцем рисуя крест.
Солнце очистит, раны затянет мгла, я оживаю, главное — не смотри.
Не обернулась — значит уже ушла.

Ты сохрани его, Господи.
Сохрани.

думать о прошлом — тщетно: бывает страшно
или же душит горький беззвучный смех —
сколько стихов написано не о важных,
сколько себя потрачено не на тех.

ты видел, как падают самолёты,
как смерть заполняет мои пустоты,
как самый близкий роняет «кто ты»
с недосягаемой высоты?

ты видел голод в глазах смотрящих,
тебе мерещился гробом ящик,
тебе казалась верёвка краше,
чем осязаемость красоты?

тебе хотелось не знать о боли,
не звать ее, натирая солью
порезы, трещины и расколы
до бессознательного «ничто»?
… показать весь текст …

коль желаете мир на планете,
есть задача для вас из простых:
никогда не давайте советов,
если вас не просили о них.

я смотрю на тебя, выдавливаю — «держись»,
загоняю вопросы глубже, дышу ровнее.
иногда очень хочется крикнуть: «послушай, жизнь,
убивают и то гуманнее, в самом деле».

а вокруг много мертвых и выжженных, и пустых
в темных квартирах стонет, рыдает, воет.
я думаю то, что еще не убило их,
скоро придёт.
скоро придёт за мною.

Рома, я так устала. ты знаешь, Рома,
ходят по миру люди и ходят мимо,

и ничего со мной не случилось кроме
книг, ноября, открытия магазина.

Рома, я верю — станет однажды легче,
жаль, что отсюда будущего не видно.

я так устала, Рома, что ноют плечи,
режут нутро накопленные обиды.

Рома, я так устала, что мне бы сдохнуть
или заснуть на месяц и две недели.
… показать весь текст …

я не сплю уже целую вечность и город не спит,
он разорван на части шрапнелью июльского ливня.

кто-то сделает так, что однажды в груди заболит,
а лечить тебя будут такие же точно больные.

дождь, сорванец, поливает зонты и плащики
скатывается вниз, грохоча в трубе

знай. красота не в глазах смотрящего:
она вся
целиком,
в тебе

из тысячи тысяч вполне бесполезных вещей,
которым не учат нигде, но при этом известных:

мы бегать умеем от неинтересных людей
за теми людьми, для которых мы неинтересны.

одиночество — это внутри
засело,
заело,
заклинило.
говорит: «здравствуй»
такому же одиночеству,
а оно отвечает:
«здравствуй,
давай по имени,
без ненужного выканья
и без отчества».

одиночество — в горле,
в слове
… показать весь текст …

и ты вдруг согрет
дрожащий смешной комок
нахально пищишь и глупо всего боишься
голодный котёнок, который замёрз, промок,
таких к сожалению сотни
и даже тыщи

он взял тебя на руки
вылечил
отогрел
он спрашивал кто
мог обидеть такую кроху
он гладил по шерсти и шрамы задев, зверел
он дал тебе слово, что больше не будет плохо
… показать весь текст …

давно по шарику кружу я,
представь себе, в любом краю
никто так в жизнь не лез чужую,
как запоровшие свою.

устала от дурацких списков дел,
от новостей, в которых о ковиде,
от тех, кто судит прежде, чем увидел,
от тех, кто мог бы, но не захотел.

устала от навязчивой зимы,
носить пальто, а не плащи и туфли,
от тех, кто неожиданно затухли,
хотя глаза горели и умы.

устала от отвеченных звонков,
бессонницы и собственных ошибок,
от на лицо наклеенных улыбок,
чуть не забыла — и от _удаков.

а внутри тебя — зверь мечется,
настоящий и искалеченный.
ставишь чайник, говоришь ему «тише, тише»,
замирает, не шевелится — будто слышит.

раньше был домашним, холёным, ласковым,
а теперь — израненный недосказанным,
недовольный, битый дождем и правдами
некрасивый, дышит едва на ладан и жаль того, что быть не могло иначе,
ты ложишься на пол и тоже плачешь,
зверь тебя жалеет и шепчет «тише».
почему ты раньше его не слышал

кофейные пятна на мятой футболке,
квартира пуста — хоть шаром покати.
я мчусь на вокзал, на скрипучую полку,
с надеждой на то,
что еще впереди,

с надеждой на то, что еще не случилось
грядущее, не было прожито мной,
что всё это так у меня приключилось
не зря, не напрасно. и новой зимой

сменяется каждое новое лето,
и люди меняются, как ни крути.
и если мы снова не встретимся где-то,
… показать весь текст …

… религия нового времени — это усталость,
горячий свинец в голове или кончиках пальцев.
… смотри на меня — от меня ничего не осталось,
я даже не знаю, что значит твое «оставаться».
… смотри, как волна набегает и лижет песок,
вода равнодушна и это, по сути, прекрасно.
… я слишком устала и слишком разнылся висок,
сухие глаза, закрываясь, пульсируют красным.
… сбежавшие верят, — их вспомнят, найдут и вернут.
во мне пустота и меня замечательно мало.
… смотри на меня, как ты смотришь на полый сосуд.
и я не сбегу. я для этого слишком устала.

… пальцы жутко от холода сводит. мозги — от усталости.
мой рецепт поразительно прост — всё валить на погоду.
нас вообще не учили одной замечательной малости —
если людям с тобой хорошо, то они не уходят.

живи хоть век, хоть половину века —
с годами ошибаться тяжелей.
вся сложность в том, что
недочеловеки
на первый взгляд похожи на людей.

клубок давно был намертво запутан.
нас учат — верь,
советуют — не лги.
не лгать себе сложнее, чем кому-то
и верить тяжелее, чем другим.

самое страшное это когда один

упадешь и никто не будет тебя ловить
вдыхаешь дым, выдыхаешь дым
и даже об этом некому позвонить

самое страшное это когда толпой
когда от отчаяния с бега сошел на шаг
когда порезался и нет смысла ни в ай ни в ой
хоть изрешети себя как дуршлаг

самое страшное это когда назло
себя самого наказывать и спасать
это когда вдруг рискуешь и повезло
… показать весь текст …