я пишу тебе с неуместной моей любовью,
неудобной, как зонтик, лишней, как опечатка.
здесь внезапно жара, и город обеспокоен
тем, что июнь наступает ему на пятки,

торопясь заменить беззвёздное злое небо.
в каждом голосе память рычит на меня и скалится,
я пишу тебе письма о жизни, которой не было.

я забуду тебя, прекрати отвечать, пожалуйста.

не выбить любым клином,
таблеткой, краями крыш:

вдоль всех телефонных линий
я слышу, как ты молчишь.

наступает июнь на носки босоножек и туфель,
как прекрасно случается то, на что мы не влияем!
от квадрата прихожей до прямоугольника кухни
мы теряем пятнадцать шагов. мы так мало теряем

и так много — людей, адреса, мы потеряны теми,
кто нашел нас тогда, когда сам был потерянный неким…

мы теряем тетради, ключи, а особенно — время,
и оно не вернется, в отличие от человека.

пустота летит вслед
за ночными такси —
беспилотное существование.
никому не хватает ни смысла,
ни сил —
ни живым,
ни умершим,
ни раненным.
пустота летит вслед и скребется в окно,
и целует замерзшие руки.
не спасает ни дом,
ни кино,
ни вино
от навязанной обществом скуки.
… показать весь текст …

свет выключается
дом не спит
город блестит, как на ёлке шарик.
кажется, ты сейчас кофе сваришь,
черный и глянцевый, как магнит.

свет выключается,
я не сплю —
я по паркету катаюсь ниткой.
мы потрясающе не убиты
каждым губительным «не люблю».

кружится снег, как и вся земля,
то, что вчера показалось важным,
… показать весь текст …

как дела? всё по-старому…в принципе, что по-старому?
отскребаю от скатерти сгнившие мандарины,
мою окна, теряю шапки, флиртую с барменом,
на дорогу уходит двадцать четыре гривны.

что по-старому? все по-новому — вверх тормашками,
не рисую, готовлю ужины, сплю под форточкой…
хороню себя под отксеренными бумажками,
грею душу известным лейблом на новой кофточке.

чашки бью, а свечи ставлю на подстаканники.
не ругаюсь с боссом, знаешь, с моим-то норовом.
в общем, стала этой… ну, как бишь… паинькой.
… показать весь текст …

отсекай лишнее
лишнее — не останется
не держись
за чемоданы и рюкзаки
будут новые
лучше прежнего
бусы
платьица
не разможжены
а расслаблены кулаки

отсекай пустое
хватит шататься полыми
говори как есть
… показать весь текст …

ОсыпАлись последние листья усталых каштанов,
Яркий свет фонарей прочертил полосу у дверИ…
А Сентябрь мои плечи укутывал пёстрою шалью,
У порога стояла — шептала едва — позови…

Небо черное-Иссиня взглядом буравило звёздным,
Под ногами шептала последние сплетни листва,
За спиной толпы призраков, как изваянья замерзли
Да и я, словно призрак, застыла — ты все же позвал…

На распутье стояла, дождь падал на длинные косы,
Тишина, только ветер — как будто пришла на погост…
Он позвал — не приду я на встречу. Я все-таки Осень,
Покидать мне негоже привычный, ответственный пост…

мне так пусто внутри, как будто последнюю
жизнь забрали, заменили чем-то из провода и резины.
я никогда не оставалась надолго, звала бреднями
то, что другие уравнивали с крушением Титаника/Хиросимой,

не писала писем, отвечала просто, звала каждого
другом, хотя на деле не верила в дружбу, как таковую,
предпочитала чёрный, пила зелёный, вела бумажные
дневники и с удовольствием выбрала бы другую

жизнь, взамен данной, но она была так просчитана,
выверена, с учетом оказий и форс-мажоров,
что казал…
… показать весь текст …

холодно. можно вздохнуть и прижаться плечом,
можно следить за листа траекторией плавной.

мы говорим, говорим, говорим ни о чём,
вместо того,
чтобы молча подумать о главном.

мой диагноз по сути мало кому известен —
самым близким и, может, книжному магазину:
слишком много людей, с которыми интересно,
слишком мало, с которыми, в принципе, выносимо.

мне хочется не делать н и ч е г о —
ни есть, ни пить, ни выпадать из комы,
ни видеть незнакомых и знакомых.
мне хочется не оставлять долгов,

пустых обид, вина, войны, вины,
следов борьбы, оценочных суждений.
мне хочется быть линией без тени,
без лирики, без слова, без беды,

сочащейся в раздробленный проем,
нарочно приспособленный для света.
не хочется ни дома, ни планеты.
прошу тебя, пожалуйста, уйдём.

осень в окна скалится
зло,
непрошено,
усыпая листьями тёмный путь.

пусть с тобой случается лишь хорошее
и со мной случается
что-нибудь.

За окном — словно снег отказался идти
И ему наплевать на конкретные сроки.
Время — спать до обеда, ложиться к пяти,
Время быть одиноким.

Я когда-то давно не умела скучать,
Если честно, я много чего не умела.
А теперь меня тонко обводит печаль,
Будто контур из мела.

Снег не хочет идти на дома и пальто,
Ему тоже меняться и сложно, и страшно.
Эти все, кто не ты, оказались не то,
Даже это неважно.

я рисую корабль во весь лист и, конечно, он тонет
проржавевшим каркасом кривых карандашных полос,
или город раскинутых рук, или голод ладоней,
вспоминающих тяжесть твоих непослушных волос,

или пятна чернил, что легли как следы на дороге
от рассыпанных специй, покатые линии крыш,
или солнечный круг, почему мы удушливо-много
говорим не об этом?
ты очень красиво молчишь.

по дороге я облачаюсь в скафандр из пыли.
счастливы те, кто не узнали или забыли
горечь разлуки — лодочкою ладони —
контур руки того, кто уже не помнит.

день завершает медленность циферблата.
я ухожу куда-то, потом обратно,
если к тебе мысленно обращаюсь,
разговор обрывается даже не начинаясь.

мне становится легче к вечеру — сон под веки
заползает, вытесняя и человека,
и любую мысль, неважно о чем — в итоге
всё равно о тебе, как в прочем и все дороги,
… показать весь текст …

бывает, случайная фраза становится знаковой.
чем старше, тем меньше во мне остаётся «не знаю».

не нужно про то, что мы все и всегда одинаковы.
и время другое,
и публика тоже другая.

Дыра в груди простирается аж до Бреста,
смотришься в зеркало, оцениваешь урон.
«всё хорошо» — четыре страницы текста
убористым почерком.
с двух сторон.

столько ромашек, что не видать земли:
клумбы под ноги белой стекают пеной.

кто бы не променял все цветы вселенной
на счастье своих любимых,
не правда ли?

Если не больно, значит не нужно ждать; если услышал, значит еще живой.
Больше не стану, словно старушка-мать, мелко креститься, шепотом «Бог с тобой».
Этот песок и море, и теплый дождь: это меняет чашечки на весах —
стала весомей правды святая ложь, стал неприлично пошлым мой старый страх,
что не вернешься, бросишь и не придешь, мысли ломают время: под кожей треск.
Если не больно, значит уже не ждешь, я улыбаюсь, пальцем рисуя крест.
Солнце очистит, раны затянет мгла, я оживаю, главное — не смотри.
Не обернулась — значит уже ушла.

Ты сохрани его, Господи.
Сохрани.