Лето — для того, чтобы лежать на деревянных мостках возле реки, опустив руку в воду, и позволять своим мыслям уплывать по течению оставляя ленивую пустоту.
Доски нагрелись на солнце, а река — холодная и быстрая, тихо плещется, рассказывает свои истории тем, кто остановится и послушает. В шуршащем пакете — остатки черешни и мытой клубники, нашариваешь на дне и думаешь, о том, как не хочется ни о чём думать.

Говорили, когда отцветает белая сирень — начинается лето. Поедем на вокзал, диктовать название станции в маленькое окошко. Паковать чемодан, на который нужно сесть, чтобы застегнулись ремешки. А потом мелькающие огни в окошке, длинные перелески, цепочка изб где-то внизу, у невидной реки. Ах, как замирало сердце, всё сильнее с кадым километром. Ожидание свободы, жизни, совсем отличной от той, что оставалась дома. Поезд с лязганием останавливался на полустанках, выпускал пар, вздыхал. Мы спускались из вагона по металлической лесенке (с последней ступеньки приходилось спрыгивать), покупали у старушек пирожки в промасленной бумаге, с пятнами от сочной начинки; кулёчки с хворостом, тыквенные семечки. Приносили в купе пластиковые стаканы с душистой первой клубникой, поспешая, чтобы успеть до недовольного окрика проводницы, которая пересчитывала пассажиров, как цыплят. Поезд трогался, рождая особенное чувство пустоты в животе. Перрон уплывал назад. Лето было впереди.

Правильно говорят, что каждая встреча, каждый разговор неслучайны. Сначала я загрустила, потом подумала: а может, всё так и должно быть? Идти своим чередом? В итоге все винтики встали на свои места. Теперь я знаю, что мне делать дальше и как поступать.

Вернуться в город, из которого вырос — это как остаться на ночь в старом доме, где стены будто скукожились и комнатка стала маленькой и тесной, но всё той же знакомой и уютной. Где знаешь каждую дырку на обоях: эта от картинки с котятами, та — от календаря за бог знает какой год. Это как всунуть ноги, уставшие с дороги, в пушистые домашние тапки.

Сирень довольна — в честь неё цвет назван, и носит девушка сиреневую юбку, покупает книгу в сиреневой обложке — про неё, красавицу, вспоминает. Но обида всё-таки есть — другим цветам больше повезло или чести особой удостоились (неизвестно, за какие услуги), и порхают по тропинкам да по улочкам Лилии и Розы, Вероники, Меллисы и Виолы.

Июль сирень утешает, плачет вместе дождиком — говорят, в далёких землях и её именем девочек называют. И даже Яблоко или Облачко могут за ручку с мамой ходить. Интересно, какого цвета глаза у них?

Вот бы глянуть.

Читаю, как люди принимают важные решения, кардинально меняют свою жизнь, и страшно завидую. Я давно чувствую, что застряла и хотела бы совсем другого. Но, знаете, большую часть прожитых лет я провела в лишениях и в череде тяжёлых событий. И очень страшно выходить из зоны комфорта, к которой так долго шёл. Такая удобная, мягкая, сытная ловушка.

Моё время — ночь. мне нравится думать о том, что пока рядом все спят (представьте тысячи людей, которые лежат в кроватях в бессознательном состоянии и смотрят истории с собой в главных ролях. Невероятно, правда?) на другой стороне Земли шкворчит масло в уличных кафе, люди покупают цветы, ловят такси, пишут любовные записки. Мне нравится думать о том, что мир такой большой и о том, что есть другие места, до которых пешком не дойти, хоть потратишь на это целую жизнь.
Я никогда не бываю здесь и сейчас, мысленно я всегда «где-то» — это и притягивало ко мне мужчин, и печалило их. Невозможно поймать солнечного зайчика, нельзя удержать воду в ладони.
«Грустный» по-польски «смутный».
Заглянем в словарь: СМУТНЫЙ. 1. Неясный, неотчётливый. Смутный образ чего-нибудь. Смутно помнить что-нибудь. 2. Беспокойный, тревожный. «Смутно на душе».
Теперь вы всё поняли.

Скучаю по временам, которых не застала: когда для того, чтоб написали послание в пару слов, очиняли перо маленьким вострым ножичком; прокаливали полчаса на раскалённом песке, лишь потом приступали к кончику. Проверяли, достаточно ли тонкое получилось перо, на тыльной стороне руки; на коже оставалась ямочка. Это приучало к терпению, позволяло отточить мысли. Говорят, раньше люди и слова выпускали неспешно, по одному, и ждать ответа на свой вопрос (пусть даже предполагалось простое «Да!») приходилось не менее половины минуты — невежливым считалось выпалить что-то сразу.
Я вздохнула и выдвинула ящик у письменного стола — мелькнуло лезвие. Не пишу пером, чтобы не казаться излишне странной; чиню карандаши. Мне нравится выводить линии мягким грифелем. Знать, что слова, написанные «простым» карандашом, вскоре сотрутся, побледнеют, как выцветали когда-то чернила.

Просыпаться под пение птиц, распахивать окно, пробовать раннюю клубнику. Гулять до тех пор, пока не устанешь ловить аромат первых цветов. Обожаю лето.

Говорят, запахи — та самая кнопка, которая мгновенно переносит нас в определённый жизненный момент. Там сладко пахло акварелью и пыью от тяжёлых штор, собранных в складки где-то у потолка — они были похожи на поднятые паруса корабля, который навсегда пришвартован на пристани. Потолки — не знаю, метров пять, приходилось задирать голову, и я всегда думала, как же моют эти окна, и открываются ли они — комнату проветривали через узкие фрамуги, а если б открыть рамы полностью, мы одурели бы от ворвав…
… показать весь текст …

Дождь спрятался в туче, как безбилетник, который сойдёт на подходящей остановке, и весёлая рябь запрыгает по лужам.