Ты не желаешь слушать, но сделай милость —
дай напоследок разок рассказать о том,
как я был счастлив сегодня — ты мне приснилась! — 
как поутру захотелось спалить твой дом
и станцевать на углях. К сожаленью, дома
нет у тебя и не будет. В каком бреду,
дьявольской силой какою ты здесь ведома,
послана мне на какую была беду?
Дай помечтать. Я хотел бы под чёрным флагом
рушить и красть; убивать; поджигать мосты;
клумбы топтать, строевым маршируя шагом;
сталью калечить плоть и ломать хребты;
в водопровод ядовитую вылить щелочь,
чтобы над крышами трупный витал душок…
Ты ли не знаешь, какая всё это мелочь!
Ты мимоходом с цветущей моей душой
сделала то же. Остались лишь гарь и копоть,
пепел и вонь начинающей гнить любви.
Мёртвой любви, ангел мой. По локоть
крылья твои золотые в её крови.
Если внутри отболело, дотла сгорело,
вид ярких красок и неба невыносим.
Холоден разум и действия жаждет тело —
рушил и рушил, и жёг бы, что было сил,
стал навсегда верным спутником сухопарой
дамы с косой. Засыпал на её груди.
И вот тогда б мы с тобой идеальной парой
были — не ты ли оставила позади,
плавной и легкой по миру скользя походкой,
только руины? И в пепле следы ступней —
это твои следы.

…Я хотел, но Тот, кто
любит тебя, во мне во стократ сильней.
Значит, вернусь в себя, и среди развалин,
в жалкой пустыне, которую выжгла ты,
каждый мой день будет мыслью одной разбавлен —
может, найду там какие-нибудь цветы

для тебя

(продолжение следует)