Утро тянется, полное лености,
И, рассвет с поводка отпустив,
на зеленой гармошке троллейбуса
невеселый играет мотив.

Это юность моя в нем проехала.
Дни и ночи меняет окно,
словно кто-то на старом проекторе
черно-белое крутит кино.

Вспоминаю, когда запаршивеет,
как ночными огнями маня,
по кривым переулкам за шиворот
злая юность таскала меня.

Что ни рюмка была, то амброзия,
что ни девка — то рай неземной…
Что ж ты, юность, меня поматросила
и отхлынула мутной волной?

Память — это как брызги в кильватере.
Время вертит свое колесо.
Все трудней даже умершей матери
с каждым годом представить лицо.

Жизнь грохочет со скоростью скорого,
в забытье навсегда унося
то, что было любимо и дорого,
и недолга, как водится, вся.

Словно миг между вдохом и выдохом.
Зазевался — и черт уволок.
Потянулись кумиры на выход и что ни день в новостях некролог.

Сединой, животами, и женами,
и детьми обрастают друзья…
…Вылетает из горла прожженного,
то, о чем и подумать нельзя.

Я пою эти песни отпетые,
словно шлю за бессмертьем послов.
Нет покоя тому, кто отведает
бормотуху рифмованных слов.

Ни любви мне не надо, ни жалости.
Догорает огарок в груди.
Я не буду задергивать жалюзи —
Ты крути эту ленту, крути.

Может быть, в душном городе каменном
средь любовей, предательств и ссор
я всего лишь дрожащая камера
на плече на твоем, режиссер?

И сюжет ни додумать, ни выправить,
и развязка не так далека,
где над крышами долгими титрами
без меня поплывут облака.

В этом доме и в мире, где близкая
ловит каждого смерть на живца,
словно пес, будет солнце облизывать
утром щеки другого жильца.
Иван Зеленцов