(Отрывок из очерка «Крыша над головой)
Итак, мы получили квартиру. Наш подъезд располагался где-то в середине длиннющего двухэтажного деревянного дома, отделанного снаружи гладкими шиферными листами. Когда дом только сдавался, он, по-видимому, из-за этой самой отделки выглядел вполне прилично. Но со временем какие-то листы потрескались и местами осыпались, какие-то вообще выпали, и потому дом вызывал определённое сочувствие.
И всё равно он смотрелся неплохо по сравнению со многими другими туринскими домами, вообще не отделанными, с почерневшими от времени стенами из ничем не защищённого бруса, или отделанными листами выкрашенного толя, во многих местах прорвавшегося и свисающего со стен безобразными лохмотьями.
Наша квартира была на втором этаже, куда надо было подниматься по деревянной, выкрашенной коричневой краской лестнице со скрипучими ступенями. За дверью, для утепления обитой одеялом, располагались крохотная прихожая, из которой одна дверь вела на кухню, вторая в собственно саму жилую комнату…
Что поразило в нашем новом жилище — полное отсутствие какой-либо звукоизоляции. Мы слышали, как скрипят половицы под шагами соседей снизу, и сразу за стенкой, и по диагонали от нас, как и о чём они разговаривают, ссорятся, занимаются любовью. Если вам что-то нужно было от соседей, об этом запросто можно было спросить их, не заходя к ним, — правда, чуть повысив при этом голос. Эффект был такой, как будто мы живём в гитарной коробке!
И если с рядовым звукоиспусканием ещё можно было смириться, то настоящим кошмаром были вечеринки. Мы себя чувствовали их полноправными участниками, вот разве только не выпивали и не закусывали вместе с теми, кто гулеванил за стенкой или снизу.
Сначала пытались урезонивать соседей, а потом махнули рукой — только нервы себе расстроишь да отношения испортишь с неплохими, в общем-то, людьми, просто любящими иногда повеселиться, иногда до утра.
Но самый настоящий шок я испытал не от наличия в доме шумных соседей, а от присутствия в нём других обитателей, которым шум и излишнее от этого внимание к ним совершенно вроде бы ни к чему. Но они были живыми, также вели активный образ жизни и не могли не выдать себя характерными звуками.
Как только заселились в эту «полуторку», я обнаружил в углу около умывальника (обыкновенный дюралевый протекающий рукомойник со штырьком клапана для спуска воды в ковшик из ладоней) дырку в полу около плинтуса. Решил заделать её чем-нибудь потом.
Уставшая от треволнений переезда жена заснула на диване с сыном, а я решил почитать перед сном и устроился с книгой в комнате Владика. Не помню уже, что я читал, но настолько увлёкся, что уже не обращал внимания ни на громкую ссору соседей снизу, ни на чей-то надсадный кашель сбоку, ни на хлопанье входной двери в подъезде.
Но этот вкрадчивый звук расслышал сразу. Кто-то возился и шуршал у нашего рукомойника, который стоял почти напротив двери в комнату, где я читал, полёживая себе на Владькиной кровати.
Вытянув шею, я посмотрел в сторону источника звука и обомлел: две крупные серые крысы в пятне света, падающего из моей комнаты, шуровали в мусорном ведре, куда мы накидали какие-то остатки нашего ужина. Одна сидела в самом ведре, другая стояла во весь рост, опершись передними лапками о край ведра. А на полу уже валялись добытые ими косточки от рагу из оленины, хлебные корки, что-то ещё.
Я схватил тапок и швырнул в них. Крысы моментально одна за одной юркнули в ту самую дырку, заделывание которой я оставил на потом. А сейчас надо было перекрыть им доступ в квартиру. Я нашёл кусок какой-то палки, ножом заточил её конец на конус, чтобы пролазила в дырку, и злорадно вбил эту палку, как осиновый кол, в крысиный лаз молотком.
От производимого мной шума проснулась Светлана, да, думаю, не только она. Спросила, в чём дело. Ответил, что перекрыл несанкционированный доступ в наше жильё непрошеным квартирантам. Жена ничего не поняла спросонок и снова уронила голову на подушку. А я вернулся дочитывать книгу.
Ну вот, лежу, читаю. И тут слышу: хрусть-хрусть! Сначала тихо так, вкрадчиво, а потом всё громче и громче. Чертыхнулся, отшвырнул книгу и на цыпочках пробрался к углу, откуда слышался хруст. И увидел, что вбитый мной кол шевелится, а хруст слышится именно из-под него, то есть из-под пола. Эти серые твари никак не хотели смириться с тем, что там, наверху, осталось так легко добытое ими из ведра питание.
Я топнул ногой, чтобы отпугнуть крыс, и потащил на себя палку. Она вышла из дырки очень легко — эти проклятые пасюки, оказывается, уже обгрызли её конец. Я снова заточил его ножом и забил молотком ещё глубже. И что выдумаете: только улёгся спать, крысы вновь принялись за свою работу. Сообразив, что сегодня я вряд ли их побежду… победю, решил пока сделать вид, что капитулировал: выдернул кляп из норы и пропихнул в неё всё, что крысы выволокли из мусорного ведра, и ещё кое-что добавил от себя. И услышал, как они там, под полом, радостно завозились и с топотом утаскивали куда-то в глубь изрешеченного их ходами дома честно добытую в неравной схватке с человеком провизию.
А назавтра я положил конец этой экспансии, заколотив нору не только затычкой, но ещё и пробив её сверху куском фанеры. Пусть это было некрасиво, но зато надёжно: больше крысы так и не смогли проникнуть в нашу квартиру, как ни пытались прогрызться в неё из этого, а затем и разных других мест. А через полгода мы уже получили постоянное жильё, с ордером на него!