Это может быть даже открытием, если поймёшь:
Мы приходим сюда не за тем, чтобы молча смотреть
Как, пригревшись на солнце, лежит медным полозом ложь,
Как ползёт она в город, когда начинает темнеть.
Старым жалким Адамом прими же свой крест и смотри
Как ворвётся война сумасшедшей вакханкой в твой дом.
Обнимайся с женой и читай по утрам Валери,
Защищайся от пули, подняв толстой Библии том.
Верь в правительство, правду, Ваала, причастье, чуму —
Но спасайся, по-прежнему, мамой, бокалом вина.
Я хотел бы прийти в этот город как раз к Рождеству,
Но река не замёрзла /зато побелела душа/.
Наши мальчики крестятся — утром стреляют в детей,
Наши девочки плачут от трёх до восьмидесяти лет.
И, хотя в этом мире так много хороших идей,
Предложи ему новую — утром найдёшь пистолет,
На рубашке дыру, или крюк в потолке у двери.
Ну, а ты — где-то выше внезапно, и присно, и днесь…
Мы приходим сюда не за тем, чтобы петь «сохрани»,
А затем, чтоб услышать от бога крамольную весть,
Донесение с фронта, письмо всем живущим на дне,
Обречённым, как рыбы, кричать и кричать в пустоту.
Мы приходим на землю — ведь очень легко на земле
Видеть белые письма, летящие прямо во тьму.
Это может быть даже открытием, если поймёшь:
Обнимайся с женой и читай по утрам Валери,
Но безумной вакханкой танцует на площади Ложь,
И мешает с землёй белоснежные письма…
Смотри.