История первая.

— Я к вам без ребенка пришла.
— Ага, я вижу.
— Тут, наверное, во мне все дело.
— Ага, так бывает.
— Ему всего пять с половиной, и он же не может быть в чем-то виноват!
— Ага, не может, — женщина откровенно и очень сильно нервничала, и я для равновесия изображала законченного флегматика. Мне это нетрудно, хотя И. П. Павлов, наверное, определил бы меня как сангвиника.
— Понимаете, он меня раздражает. Все время. Но он обычный, понимаете? Я его обследовала, у невролога. Невролог сказал: мама, не выдумывайте себе, ваш сын здоров. Он просыпается в шесть утра, бежит и с радостным криком прыгает к нам в кровать. Муж с ним возится, смеется, иногда в выходные они даже потом еще засыпают ненадолго. Но я уже не могу заснуть, встаю, ухожу в кухню, в ванну, злая прямо с утра. Раньше у нас с мужем иногда по утрам… ну, вы понимаете. С вечера он очень устает на работе, клюет носом уже за столом… Но теперь уже давно ничего, с ребенком как же? Мы садимся за стол, он все время все хватает, откусывает от трех кусков одновременно, я ему делаю замечание, а он: «Мне так вкусно — сначала сладкое, и тут же сразу — солененькое». Ест быстро, шумно, как будто кто отнимет. Когда играет, у него все время что-то падает и понарошку стреляет или взрывается: бах! Бум! Трах-тарарах! Он меня зовет: мама, поиграй со мной! — а я просто не могу так играть. Я предлагаю: давай в магазин, а ему неинтересно, он говорит: «Давай на магазин грабители напали, во-о-от с таким пистолетом! Я буду грабителем!»

Я перестала ходить в гости к подругам: он там везде лезет, что-то безумное предлагает их детям. Недавно они выдавили в унитаз весь хозяйский запас зубной пасты, спускали воду, смотрели, как она там закручивается в разноцветные спиральки, лазали втроем руками в унитаз и что-то там исследовали. В другой раз с десятилетним (но инициатива была — моего!) сыном подруги «играли в водопад» — открыли окно, вылезли на подоконник и лили вниз воду из большого кувшина. С двенадцатого этажа. Пришли люди, позвонили в дверь. Моя подруга чуть с ума не сошла, говорит, что не могла и подумать, ее парню такое никогда бы в голову не пришло. Естественно, я все время настороже и совсем не могу ни с кем общаться — ни с хозяевами, ни с другими гостями. Лучше вообще не ходить.
— Ваш сын — прирожденный исследователь, — констатировала я.
— Возможно, — мать скептически поджала губы. — Но мне от этого никакой радости. Я даже сама к врачу сходила: может, у меня с нервами что-то не так? Но он мне даже «новопассит» не прописал! И я совершенно не понимаю, в чем тут дело. Бывает, что женщины рожают ребенка просто по залету, или потому что время пришло, или родные давят, и потом: с чего же им этого ребенка любить? Но у меня-то все было не так! Я хотела ребенка сознательно, готовилась к его рождению, все продумывала, с удовольствием покупала приданое, все обустраивала, мечтала о нем, представляла, как мы будем все втроем гулять в парке, сидеть за столом, читать по вечерам книжку… И вот. Он родился. Я в порядке. Ребенок (все это подтверждают, и врачи, и в садике, и вам явно тоже так кажется) в порядке. Что же пошло не так? Почему у меня ужасное стойкое ощущение, что я его не хочу? И что мне теперь с этим делать?

История вторая.
— Я такой, как она, никогда не была.
— Вероятно, вы были другой.
— Она как будто неживая какая-то.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее, что вас не устраивает.
— Я хотела именно дочку. У меня у самой две старших сестры, мы в детстве были такой сплоченной бандой, у нас и сейчас прекрасные отношения, и мы без вопросов друг за друга горой. Поэтому насчет мальчика я не была уверена (они ведь другие все-таки), а насчет девочки не сомневалась. Я буду с ней дружить! — так я сразу решила, и мы все будем делать вместе, по договоренности, я не буду ругать ее за двойки, и нам будет здорово и весело. Вы знаете, она сейчас в седьмом классе, и у нее нет двоек. И никогда не было.

— Вас это расстраивает?

— Да нет, конечно! Но ведь двоек у нее нет не потому, что она любит учиться. Она просто боится учителей. И делает уроки иногда по пять часов в день. С таким, знаете, унылым лицом. Я ей говорю: пойди, погуляй с девочками! А она: спасибо, я не хочу! Я в детстве лазала по крышам и спускалась в люки, потом мы тайком от родителей ездили за город, там жгли костры. У меня и сейчас прекрасные друзья, мы обожаем путешествовать, смотреть новые места, что-то узнавать. Я давно занимаюсь серфингом и горными лыжами…

— А ваша дочь боится и того и другого.

— Именно! Как вы догадались? Она раньше соглашалась, но вы бы видели, с какой кислой физиономией! У меня такая физиономия в детстве бывала только тогда, когда учительница предлагала мне переписать трехстраничный диктант, в котором я сделала 33 ошибки!

— Ваша дочь перепишет такой диктант без проблем.

— Не сомневаюсь. Но ей не надо. У нее врожденная грамотность. Теперь она отказывается вообще от всего, что я ей предлагаю. Если ее не трогать, она будет весь день лежать на диване, играть в шарики на планшете, смотреть комедии и пустенькие сериалы. Может почитать сказки для начальной школы. Потрепаться с подругой по телефону (она у нее всего одна, точно такая же, как моя дочь: никуда не ходит, ничем не интересуется).

— У вашей дочери нет совсем никаких увлечений?

— Она любит вышивать крестиком по уже готовым рисункам, играть с котом (куплен по ее просьбе, она очень прилежно за ним ухаживает), и еще уже много лет она выращивает у себя на подоконнике разноцветные фиалки. Кажется, все.

Мне с ней бесконечно скучно. А она меня, кажется, просто боится. У меня такое ощущение, что меня кто-то обманул, но я совсем не понимаю, кто бы это мог быть. Это мой единственный ребенок, с мужем я давно в разводе. Родить другого? Но где гарантия, что он будет другим? Изменить ее я не могу, хотя, видит бог, пыталась всеми доступными мне способами. Нам давно не о чем говорить. Мы в общем-то чужие друг другу. Она явно облегченно выдыхает, когда я ухожу из дома. С ней нет никаких проблем, но мне иногда хочется, чтобы были — чтобы мне позвонили из школы или из милиции и сказали, что моя дочь разбила окно, напилась в школьном туалете, села в поезд без билета и уехала на Дальний Восток, потому что я ее достала. Стыдно признаться, но несколько раз в жизни я ее просто хватала за плечи и трясла, мне хотелось, чтобы в ее тусклых глазах хоть что-то отразилось и она мне сдачу дала, или хоть сволочью обозвала, что ли… Это все неправильно, ужасно, я понимаю, но что мне делать-то? Ведь ей всего тринадцать, нам еще вместе жить и жить…

Таких историй у меня, конечно, не две. Их много — выплеснутых, проговоренных. А еще больше тех, в которых все молчат. Годами.

Одна моя клиентка из таких «пострадавших» очень своеобразно эту проблему сформулировала:

— Это как с дорогим платьем. Увидел в магазине на вешалке, вроде понравилось. Прикинул на себя — ничего, красиво. Продавец подтвердил: вам впору, сидит хорошо. Ну ты и решил: покупаю, беру, вот деньги, заверните. Принес домой, опять примерил, повертелся туда-сюда, может, даже сходил куда — и тут понял: не твое! И с платьем все в порядке, никакого брака, и с тобой тоже, но вот просто — не твой фасон, и все! Ничего рационального, ничем не объяснить, однако… Не хочется носить! И висит оно на вешалке.

Если бы просто висело! Ведь обычно-то «платье» пытаются «перешить»! Подогнать по родительской фигуре! И как вы прекрасно понимаете, от этого оно ни краше, ни более подходящим родителю «по фасону» не становится. Довольно быстро ребенок понимает, что таким, какой он есть, он родителю не нужен, неинтересен, даже неприятен. А другим он стать не может. И что ему остается? Невроз, психосоматика, агрессия, уход в виртуал, асоциальное поведение. А родителю? Да все то же самое. Плюс, если есть второй ребенок, в большей степени оправдывающий ожидания, перенос всех своих родительских чувств на него. Что, как вы понимаете, опять же не делает краше судьбу «неподходящего по фасону» ребенка, да еще и заведомо разрушает его отношения с братом или сестрой.

Но ведь не бывает безвыходных положений?