Михаил Нестеров «Видение отроку Варфоломею»
Художник писал картину в Уфе, используя «Жития преподобного Сергия» Епифания Премудрого. А зарисовки пейзажей были сделаны им в окрестностях Троице-Сергиевой лавры. Он поселился в деревне Комяково недалеко от Абрамцева (бывшее имение Аксаковых, а затем Мамонтова), но первый набросок картины появился во время путешествия Нестерова в Италию. Место, где разворачивается сюжет картины — опушка одного из абрамцевских перелесков.
Нестерова очаровал наивный и поэтический рассказ Епифания Премудрого, его простодушная вера в чудо, и художник во время работы был полон этим ощущением. Но далеко не сразу он нашёл модель, чтобы через внешнее передать внутренний мир Варфоломея. Трудность задачи состояла в том, чтобы передать то неуловимое в облике мальчика, что сразу угадал неизвестный святой, увидев в нём «сосуд избранный». Художник уже отчаялся найти подходящий образ, и вот однажды на деревенской улице он неожиданно встретил хрупкую болезненную девочку с бледным лицом, широко открытыми удивленными глазами, «скорбно дышащим ртом» и тонкими прозрачными ручками. Это был образ «не от мира сего», и он узнал в нём своего Варфоломея.
Описание картины
На фоне милого сердцу художника среднерусского пейзажа на переднем плане картины стоят две фигуры: мальчик и явившийся ему под деревом святой в одежде схимника. Отрок застыл в наивной и трепетной надежде, сжав руки и широко открыв глаза, не отрываясь глядя на видение. Его глаза полны молитвы, и вместе с мальчиком как будто молится пейзаж. «Чарующий ужас сверхъестественного, — писал А. Бенуа, — редко был передан в живописи с такой простотой и убедительностью. Есть что-то очень тонко угаданное, очень верно найденное в фигуре чернеца, точно в усталости прислонившегося к дереву и совершенно закрывшегося своей мрачной схимой. Но самое чудное в этой картине — пейзаж, донельзя простой, серый, даже тусклый и все-таки торжественно-праздничный. Кажется, точно воздух заволочен густым воскресным благовестом, точно над этой долиной струится дивное пасхальное пение».
Картина впервые была показана на XVIII Передвижной выставке и сразу же стала сенсацией, вызвав очень противоречивые мнения: одни искреннее негодовали, другие недоумевали, а третьи восторгались. Больше всего зрителей поражала трактовка самого сюжета, стиль картины и живопись. Полотно было приобретено П. М. Третьяковым для его галереи.
Критик того времени Дедлов писал: «Картина была иконою, на ней было изображено видение, да еще с сиянием вокруг головы, — общее мнение забраковало картину за ее „ненатуральность“. Конечно, видения не ходят по улицам, но из этого не следует, что никто никогда их не видел. Весь вопрос в том, может ли его видеть нарисованный на картине мальчик».
Но публику волновало не само видение, а золотой венчик (нимб) вокруг головы святого. Зрителей почему-то больше всего волновал вопрос, допустимо ли золото в картине, которая вся должна быть написана красками? И не низводится ли художественная картина до церковного образа? Именно так: низводится, хотя до церковного образа надо подняться. Некоторые передвижники даже назвали картину Нестерова вредной. Г. Мясоедов, к примеру, даже уговаривал художника закрасить этот нимб. Но Нестеров не очень реагировал на эти замечания, поднятый вокруг картины шум произвели на художника обратный эффект: он ещё больше проникся созданным образом и в дальнейшем продолжил цикл, посвящённый этому святому.
Посмотрите эти картины, мы не даём к ним никаких комментариев, чтобы и вы прониклись тем трепетным отношением к преподобному Сергию Радонежскому, которое испытывал художник.