Нынче что? Урбанизация сплошная кругом. Автоматизация и механизация опять же. Ну, и средства коммуникации вышли на новый уровень.
Раньше как? Чтобы на работу позвонить — у меня, мол, тут дома дела, так я отгульчик-то возьму? — надо было полмикрорайона обежать, чтобы «двушек» на телефон-автомат обменять в достаточном количестве. А то ведь он такой… Монетку «проглотит», а про то, что я его связь установить просил, и забудет: «Бросай в прорезь ещё „двушку“!»
— Чё-орт! Опять неисправный…
И бегаешь, ищешь по городу телефон, чтобы и исправный, и не раскуроченный был.
А сейчас? Вынул трубку из кармана широких штанин. Нажал на кнопочку… И всё! Никакой тебе беготни. Вот гиподинамия и зверствует. Там — сила сердечных сокращений ослабевает. Там — снижается тонус сосудов. Там — кровоснабжение тканей уменьшается.
Нет, чтобы встать, да пробежаться, вдохнуть на всю ширь лёгких не дым сигаретный, а воздух ароматный, озоном, травой мокрой свежо и концентрировано благоухающий после только что прошедшего дождичка. Так нет! Всё некогда, некогда… Потом, потом. Ладно, в понедельник побегу… Нет, лучше в следующий, но уж точно!
Хотя, не спорю, есть и такие, что каждое утро — мороз не мороз, дождь не дождь — встали и побежали! Вот и когда судьба меня в Америку забросила, был рядом один такой. Каждое утро! Кроссовки надел, лыжную шапочку на голову натянул и — вперёд! Так американцы, между прочим, на него как на восьмое чудо света смотрели.
Оно, конечно, может, в Нью-Йорке где или в Чикаго, есть и такое диво дивное. Но не в штате Вермонт, где мы базировались. Нет, не видел там такого! В тех краях народ больше на тренажёры нажимает. А они в Вермонте стояли не только на цокольном этаже общежития, в котором нас поселили. В каждом… Практически в каждом доме были!
Мы же не только в общаге обретались. На субботу-воскресенье нас обычно по американским семьям разбрасывали. Наверное, чтобы под присмотром были. А то мало ли… Пойдем снимать их секретные объекты на негативную фотопленку.
Вот так мы с приятелем и попали на очередные выходные в Джефферсонвил, небольшой городок на северо-запад от столицы Вермонта — Монплиера, ближе к канадской границе. И сказал бы, что городок этот — «одноэтажная» Америка, да не могу.
Частные дома у них, как правило — двухэтажные, с пристроенным справа-слева, стена в стену с основным зданием, гаражом, чтобы прямо из жилого помещения, чаще всего из кухни, можно было в него попасть. Двухэтажные, но трёхуровневые. На первом уровне, в подвале, котёл отопительный стоит, и не картошка, соления-варения какие, как у нас, хранятся, а детская комната. Кухня, гостиная, санузел, ну и прочие мелкие подсобные помещения типа чулана или кладовой — на втором уровне. По-нашему — на первом этаже. У американцев же он таковым не считается, типа, как цоколь проходит, поэтому весь дом одноэтажным числится. А на втором этаже американского дома — все спальни.
Вот в такой спальне нас с приятелем с вечера и уложили. Утром просыпаемся от не самого приятного из ощущений: дом трясётся весь, прямо ходуном ходит! Приятель ничего не понимает, ну, а мне приходилось бывать в Средней и Центральной Азии, так сразу смекнул, в чём дело. Трус начался! Я, соответственно, и кричу:
— Землетрясение! Вещи, документы — в охапку, и — на выход. Быстрее!
Скатываемся по лестнице. А внизу… А внизу, на кухне, спокойно-безмятежно стоит хозяйка и чисто вермонтский завтрак готовит — оладушки с кленовым сиропом. Канада же — рядом, так в Вермонте этого кленового сиропу… Очень. Ну, очень много!
Оладушки, значит, хозяйка жарит, песенку какую-то свою, американскую, под нос мурлычет. И тут мы, как снег на голову — сверху, в одних трусах, с охапками шмоток в руках и документами в зубах.
Естественно, у неё глаза — по шесть копеек, и на лоб моментально взлетели:
— Парни, что случилось?!
А мы зубы разжали, документы, каждый в свою руку, перехватили и ей на ходуном трясущиеся стены киваем:
— Да это не у нас. У вас! Что это есть такое?
Ну, хозяйка, вслед за нами, тоже посмотрела на шатающиеся стены. Прямо скажу — очень недоумевающее посмотрела. А потом ка-ак засмеётся в голос:
— А-аа… Это? Так муж! Он наверху, в гостиной, с утра свои ежедневные десять километров накручивает.
Вот такие дела. Он на велотренажёре накручивает, а дом весь ходуном. Потому что дома у них лёгкие, каркасного типа. Сначала собирается каркас из бруса. Причём не сказал бы, что солидного, максимум десять на десять, к древесине американцы очень бережно относятся. Снаружи каркас обшивается сайдингом, изнутри — чем-то типа ламинированной древесно-волокнистой плиты.
Между сайдингом и плитой вставляется огромный, во всю стену, но лёгкий, квадратный кусок материала, похожего на поролон, сплошь завёрнутого в алюминиевую фольгу. Поролон — материал пористый, а воздух — хороший теплоизолятор. Фольга же, как экран, всё тепло, что стремится из дома на улицу убежать, отражает обратно — в дом.
Поэтому, несмотря на кажущуюся лёгкость и воздушность конструкции, спокойствие которой может потревожить один-единственный мужчина на велотренажёре, в доме на удивление тепло. Даже сеней, как буфера между тёплым помещением и улицей, нет, прямо из гостиной можно выйти на лужайку перед домом.
Потом и в других вермонтских семьях, в других домах довелось побывать. Но больше так уже не пугались… Несмотря на то что поводы, конечно, были, ведь тренажёры, хоть вело-, хоть дорожка беговая с лентой, которую толкаешь ногами, а она всё назад и назад бежит, как я уже и говорил, в каждом доме стояли. И не просто так, для мебели. А регулярно использовались по своему прямому тренажерному назначению.
Но вот что удивительно. Тренажёры тренажёрами, а впечатление такое сложилось, что полных, тучных людей там даже поболее, чем у нас. Не буду утверждать на все сто, но думаю, не последнюю роль в этом играет то, что американцы едят. Питаются-то они, что и говорить — правильно, но хавич у них… Правда, об этом я уже рассказывал.