История двадцатая
О МЕТАФОРАХ И НАЦИОНАЛИЗМЕ.

Был солнечный полдень.
— Ну?.. — спросил дракон.

— А вот хоть убей, всё равно не понял!
Рыцарь рубанул рукой воздух после десятиминутного пребывания в Очень Задумчивом Состоянии.
То есть — сидя в теньке на пеньке. И без излишней торопливости посасывая указательный палец правой латной рукавицы.

— Ну, напарник, напрягись,
Попросил ящер партнёра.
— Это же просто как дважды два.

Рыцарь честно попытался напрячься. Даже вытаращил для убедительности глаза и покряхтел от натуги. Потом громко выдохнул и победоносно выдал:
— Четыре!..

— Что «четыре»…
Ящер от неожиданности подавился.

— Как что?
Возмутился рыцарь, ловко уворачиваясь от огненных плевков откашливающегося дракона.
— Ты же сам спросил про дважды два.

— Это была метафора,
Пояснил пришедший в себя чешуйчатый собеседник. И, опережая следующий неминуемый вопрос напарника, поспешил добавить.
— Только не спрашивай, что это такое. До ближайшей харчевни ещё миль десять. Если мне придётся тебе втолковывать ещё и философские понятия, то мы раньше сдохнем с голоду, чем ты поймёшь.

— Я вовсе не тупой!..
Обиженно выпятил из-под забрала нижнюю губу рыцарь.

— А кто тут говорит, что ты тупой?
Дракон подчёркнуто удивлённо оглянулся по сторонам и поспешил сгладить неловкость:
— Ты… ээээ… Ты дремучий.

— Как что?..
Подозрительно спросил рыцарь.
— Как дуб!
Нашёлся ящер, состроив самое честное выражение морды, на которое только был способен.

— Как дуб, это хорошо.
Ппросиял напарник, возвращая губу в исходное положение.
— Как дуб, это благородно!

Дракону пришлось приложить титанические усилия, чтобы не заржать, но ящер с собой-таки справился.
Так что наружу прорвалось только невнятное и почти не пожароопасное бульканье.

— Что это?
Встревожился рыцарь.
— Дань восхищения тобой.
Не моргнув глазом, сообщил дракон.
Мысленно он был просто в шоке от собственного самообладания.

— Давай-ка, вернёмся к твоему предыдущему вопросу…
— К какому из полутора сотен?
На лице рыцаря проступил живейший интерес.
— К вопросу о том, почему я, обычно такой прижимистый, бросил сегодня медяк тому белобрысому парню в корчме.

— Должно быть, из-за его шутовского наряда?
Вслух подумал рыцарь.
— Нет.

— Гм? Тогда, надо полагать, из жалости к его болезни? Ведь здоровый человек вряд ли примется, будучи совершенно трезвым, на всю корчму орать, что именно его народ: породил все прочие народности, включая чернокожих дикарей; научил птиц летать, червей ползать, а свиней обрастать жиром; изобрёл колесо, компас и штопор; жил в Атлантиде; родил Александра Македонского, Цезаря, Моисея и самого Иисуса; основал, а потом сам же и разрушил Рим?..

— Хе-х,
Дракон позволил себе пустить пару-тройку довольных колечек дыма из ноздрей.
— На этот раз — почти угадал.

— Почти?
— Почти. Действительно — из жалости. Только не к болезни, а к его благосостоянию и уровню интеллекта.
— В смысле?.
Рыцарь машинально попробовал почесать затылок. Сквозь шлем.

— Да разве ты не заметил, что тот горлопан был беднее церковной крысы и куда тупее, чем…
— Чем что?
— Ээээ… Ну, дуб, во всяком случае, тут и рядом не валялся…
— Ещё бы.
Напыжился рыцарь.

— Запомни, напарник,
щер решил подвести черту.
— Люди начинают демонстрировать свой национализм только тогда, когда им больше нечем похвастать!
— Демонстрировать свой что?
Запнулся рыцарь на незнакомом слове.

— Проклятие!
Взорвался дракон.
— Ты хочешь обречь нас на голодную смерть?!

— Всё-всё. Заткнулся.
Напарник похлопал себя по торопливо закрытому рту.
— Я ж не этот… как его?.. нацио… аналист, вот. Я же дремучий!..
— …Как дуб,
Машинально уточнил дракон.

— А дуб — это звучит гордо!
И рыцарь снова выпятил вперёд нижнюю губу. На этот раз — пафосно.