Пете четыре года. Он не умеет петь. И говорить до сих пор он не умеет тоже. Рядом с его кроваткой кроватки похожих петь, ванечек, игорьков, виталиков и сережек. Петя боится ночи. Часто сбегает он, прячется за портьерой, чтоб не нашли, с ногами. Петя ночами видит невыносимый сон. Будто бы пахнет сон Мамой и пирогами. Часто в окне мелькает черный автомобиль. Петя замрет, затихнет (будто не тихий самый)… Он же умеет слышать, он же запомнил фильм, где за детьми в машине вдруг приезжает Мама. Петя на случай этот носит в кармане гвоздь. Вот заорут мальчишки — «Мама!» — а как же Петя? Он на ладошке сможет выцарапать (насквозь!): МАМА ПОЙДЕМ ДОМОЙ
Может, она заметит?
Целых четыре года Петя тоскует здесь. Он не умеет плакать, он же молчит с пеленок… Где-то на белом свете петина Мама есть, только еще не знает, что ее ждет ребенок, чей-то чужой ребенок, странный — боится спать, и лишь ее улыбка страхи его излечит…
Просто она не знает, кем суждено ей стать, но на ее ладонях вычерчена их встреча. Просто пока что Петя — брошенный, он — ничей, но он когда-то станет ей невозможно нужен, просто она пока что не обошла врачей, просто она пока что не говорила с мужем, просто пока что даже сердце и не болит, да и не время, видно, думать еще о детях…
Петя сидит в кроватке. Петя опять не спит. Завтра наступит утро. Завтра придут за Петей.