Каким бы он ни был, — мой Бог, устроитель весны, и где бы он ни был — к нему очень много вопросов. Люси, с точки зрения Канта — я скверный философ, мои размышления вновь лишены новизны. Но дальше, как в песне, — уверен, что скоро апрель, вернутся крикливые птицы, проклюнутся травы, родятся волшебники. Будут, естественно, правы. К таким персонажам стабильно щедра параллель. Изнанка, Люси, обожает показывать швы. Да только увидит не каждый. Согласен — не круто. Зато не скудеет великий запас изумруда в стране, где живут жевуны и трусливые львы.
Подумай: куда бы дорога тебя ни вела, какое бы лживое завтра тебя не манило, рассветный кузнец отправляет печали в горнило. Закатный рыбак, полируя текстуру весла, плывёт по вечерней реке до высокой звезды. Её водрузили над Морем Широких Улыбок. Там, кажется, много кораллов и маленьких рыбок. Лисички, жалея русалок, сжигают мосты. Мостов над улыбчивым морем сто семьдесят пять. Лисички довольны, по норам едят профитроли. Хотя остаются бездомными старые тролли. Мосты в результате приходится строить опять.
Послушай меня. Вот послушай меня и живи, пока для тебя, для себя, для любого иного я стану писать, словно проклятый, снова и снова, что правда не в силе, хорошая. Правда в любви. Никто не умрёт, абсолютно никто не святой, но заповедь знает — её заповедный глашатай смеётся: «под алой попоной ослёнок ушатый». Люси, это значит — мы справимся с каждой бедой. По небу летят дурачок и апостол Андрей, а Печкин свободное время катает на раме. Я скромный фонарщик, я шастаю между мирами. За дверью скрипучего шкафа полно фонарей.