А старость наступила незаметно. Квартира восемь на четыре метра. Усталый ангел, усреднённый рай. Он — ангел — всё искал там пятый угол. И голубь ворковал, и кран мяукал, и каждая минута (выбирай) в себе таила отпечаток скуки. Кто победил — тому и карты в руки, кто побеждён — тому и на покой, в Эдеме обнимать куму и свата. Но думалось, что как-то рановато сломался колокольчик под дугой. Жизнь обернулась фоторепортажем. Он был не павшим ангелом — проспавшим. Проснулся — век прогресса и машин. Ему четыре, двадцать, сорок восемь. Дожди, что камикадзе, бились оземь. Спускалось солнце с бархатных вершин.
С другого бока, жаловаться глупо. Потом вернёшься из земного клуба — ну вроде как на практику сгонял. И к людям будешь относиться проще, показывать закат, водить на площадь, вытаскивать из адского огня, в старинном чемодане прятать крылья. Отшучиваться — нас, мол, эскадрилья, при этом важно понижая тон. Лететь домой собрался при норд-весте, а тут дыра, на самом видном месте. Дыра в крыле — конфуз и моветон. Прощайте, значит, райские угодья. Моль — точно сатанинское отродье. Хотя ещё, пожалуй, комары. Вот прямо как назло, нарочно словно. А тут соседка — Евдокия Львовна, с литровой банкой овощной икры.
И руки у нее откуда надо, и крепче корабельного каната её характер, но душа добра. Попили чаю, значит, посидели. Зашёл, конечно, разговор о деле. Показывай, приятель, где дыра.
Небесный клерк небесных бюрократий для общей пользы, не забавы ради, без умолку болтает за столом. Всех задолбал, но жаль его, зануду. Не каждый ангел может, на минуту, похвастаться мохеровым крылом.
Под музыку волынки и ситара соратники хмелеют от нектара, глядят на облака, сбавляют прыть. По-доброму смеются, без укора. Крылатому на землю очень скоро. Лаванду тете Дуне подарить.