39-й. Лето. Ленинград.
На Невском ветер — шулер и повеса,
Вечерний двор, горит в окошке бра,
Машинки стук, за нею — поэтесса.
Ещё живёт любвеобильный Хармс,
Дымя короткой из черешни трубкой,
А ночью тёмной след от «воронка»,
Людей ЧеКа увозит в душегубки.
Каре-причёска, дама средних лет,
Из пачки нервно тянет сигарету,
Уснувший город в ваксе и смоле,
Гул поездов привычно тонет где-то.
Болят, слипаясь, сонные глаза,
Разбитый примус и стакан для чая,
Размытой тенью над столом скользят,
Квартиру в плед потёртый обращая.
Она умрёт в колымских лагерях,
Любой стране невыгодны пророки,
В тетради старой гладью серебра,
Живут стихов её больные строки.