**
Не Война?
Посвящаю рано ушедшим родным и друзьям!
Навеяно различными телепрограммами и самой жизнью!
Лично моё отношение к сегодняшней обстановке в мире!
Кому и для чего нужна Война?
Умершая Земля, усыпанная тысячами трупов?
Нужна ещё Война? Земля и так больна,
И расстаются с жизнью люди глупо!
Война господствует не первый год!
Кому — то точно это было нужно!
Вот пятая волна беды идёт,
В двадцатую умрём все дружно!
Зачем и для чего Война?
Дискуссии, делёжка территорий!
Так мало, люди, остаётся нам,
И нужно выжить для Истории!
Войны боятся все! А воевать кто будет?
Не нужно танков и ракет,
и мрачных новостей с экрана!
Коварный вирус не щадит,
Мы умираем теперь слишком рано!
Когда Война — всеобщая беда,
И горе в каждом доме, в каждом сердце,
Прислушайтесь хоть иногда,
Как плачут близкие, родные по умершим!
Кому нужны дебаты, перепалки и угрозы?
Планета сиротеет, беда давно пришла!
На наших лицах боль и слёзы,
И выжжена душа дотла!
2022
— Лина Сафронова
**
Война всё спишет…
Ты помнишь, Новый год, сорок второй?
Окоп, промёрзший на переднем крае,
Осколков свист и дикий скрежет стали,
Держались, но «стояли на своём»?!
Нам фронтовые выдали сто грамм
И мы их закусили мёрзлым хлебом,
Ракетами расцвеченное небо,
И с кровью талый снег напополам.
Всю ночь шёл снег. Мороз немного спал, и воздух стал мягче, не обжигал при вдохе. Из окопа на «передовой», лейтенант взвода связи Нечупуренко посмотрел на позиции немцев, сгреб ладонью свежего снега и, положив его в рот, стал жевать.
Удивительная вещь! Вот уже третий месяц зима, а простывших бойцов практически нет. Нет сморкающихся и кашляющих от простуды, разве что заядлые курильщики. Да и последние на «передовой» не задерживаются. Любая искорка — наводка для снайпера. Раскурил неосторожно цигарку, считай — покойничек, ещё одна зарубка на снайперском счету.
Тихо. Вороны в поисках жертвы ещё не скачут по разрытой земле. Воронок от вчерашних снарядов не видно. Всё скрыл снег. Словно и нет войны.
Лейтенант запрокинул голову, глядя в небо, и стал вспоминать.
…Когда это было? В прошлой жизни? Высокие вишнёвые деревья в родном селе Старо — Быково, сплошь усеяны тёмной, спелой ягодой. Он и его закадычный друг Петро идут купаться на речку. Петро надевает на голову котелок, и бестолковый мальчишка — хлопец Ванятка, каким был тогда лейтенант Нечупуренко, без устали, как по барабану, бьёт Петро по надетому на голову котелку.
Весело было до тех пор, пока не пришлось котелок снимать с головы. Котелок явно не хотел сниматься с насиженного места. Петро ударился в рёв. За руку, на ощупь, вёл Ванятка своего друга на двор к соседям, спасать.
Ох, и попало им тогда! По первое число!
А в год призыва в Красную Армию, в 1937, неожиданно на старом вишнёвом дереве загорелось воронье гнездо. Загорелось посреди бела дня. В воскресенье. Все соседи прибежали поглазеть на такую невидаль. Сухое гнездо, без видимых на то причин, горело ярко, и был слышен треск сучьев, горевших в гнезде. Так же неожиданно гнездо прекратило полыхать алым пламенем, стало тихо. И в этой тишине, соседская старуха Бурячиха сказала: «Неспроста всё это, быть войне…»
… Немцы воевали по расписанию. Ночью спали, а рано утром начинались боевые действия.
Светало. Значит скоро начнут.
Перчатки долой! В пылу боя и варежки, и перчатки лишняя суета. Снег забивает затвор винтовки и патрон невозможно загнать на место, время уходит впустую. Пальцы привычные к холоду и без перчаток не сковывают движений. Да, где там, в пылу боя думать о морозе. В тебя стреляют — ты стреляешь. Кто кого…
— Лейтенант Нечупуренко! К командиру части!- подоспевший связной отдал честь и, дождавшись ответа, отправился в расположение штаба полка.
— Есть!- коротко ответил лейтенант и, захватив оружие, последовал за связным.
Снег был уже разрыт снарядами. Ухающие разрывы мин были совсем рядом. Комья, замерзшей земли, падали в окоп, и приходилось только втягивать голову в плечи, в надежде, что не заденет осколком или шальной пулей.
Штаб полка находился в соседней деревне Крестолёво. Под Москвой и под Тулой названия деревень попадались весьма необычные. Вот и эта деревенька недалеко от Богородска носила старое название, оставшееся с дореволюционных времён. Штаб размещался в здании земской школы.
В штабе было натоплено, ординарец командира полка расстарался.
Лейтенант вошёл в штаб и вспомнил, как младшему комсоставу части, пришлось встретить Новый 1942 год.
К 31 декабря 1941, в канун Нового года они ели замерзший хлеб, с трудом отламывая от буханки штыком маленькие кусочки, заедали снегом, а запивали «наркомовскими» граммами из котелка. В небо по очереди взлетали ракеты с немецких позиций. На короткий промежуток времени становилось так ясно, что морозный воздух поднимался серебристыми клубами, как елочная мишура. Полевая кухня на «передовой» не появлялась уже неделю. Разжечь огонь, закурить можно было только с риском для жизни всего взвода.
И тут прибежал караульный и доложил, что младший комсостав вызывают в штаб. Лейтенанты — командиры взводов отправились в штаб, в ожидании очередного приказа. На пороге штаба их встретило веселье и пьяный разгул старших командиров. Потоптавшись у дверей, посмотрев на разряженных пьяных женщин, смеявшихся так громко, что казалось, их слышат на немецких позициях, послушав скрипящий звук патефона, выводивший «Рио — Риту», они нерешительно подошли к праздничному столу. Старшие командиры потребовали наполнить кружки. Дружно подняли тост «За Сталина!», «За Новый 1942 год!», выпили и про лейтенантов забыли. Вот нет их!
«Фронтовыми жёнами» лейтенантики не обзавелись — всё время в окопах, на «передовой», да и развлекаться не очень-то и хотелось. Там, на позициях остались их бойцы, без огня, без пищи, на морозе.
Вот и сегодня, на пороге штаба перед глазами Нечупуренко ожила та, новогодняя картинка, и стало душно в жарко натопленном помещении.
Лейтенант вошёл к командиру части и доложил:
-Лейтенант Нечупуренко по Вашему приказанию прибыл!
— Лейтенант, ты чего так кричишь? — ответил полковник — командир части и продолжил, — Женщину напугаешь.
На коленях у полковника сидела рыжеволосая девица. Мелкие кудряшки на её голове подскакивали в такт смеху. Белозубая улыбка красотки сверкала в отблесках огня. Похлопав «кралю» по коленкам, полковник продолжил:
-Лейтенант, к вечеру, когда бой стихнет, отправляйся со своими бойцами в разведку боем, в соседнее село, в расположение немецкой части. Выясните численность противника. В общем, командование берёшь на себя. К завтрашнему утру, чтобы вернулся и доложил.
— Есть, товарищ командир! — отрапортовал лейтенант, но его ответ прозвучал неуместно в комнате, где командир полка «навеселе» потешался с «прелестями» рыжеволосой красотки.
До позиции, которую занимал его взвод, Нечупуренко добежал легко, не замечая разрывов мин и свиста пуль.
В голове мысль работала над планом разведывательного боя. Кого из бойцов взять, а кого оставить?
Всего было решено взять шестерых бойцов. Выступать было назначено после часа ночи. Взяли двоих минометчиков и четырех бойцов с винтовками. Переоделись в маскхалаты, сдали на хранение документы и в назначенное время выдвинулись на нейтральную полосу.
Февральский ветер обжигал лицо. В момент падения сигнальной ракеты бойцы утыкались лицом в снег и замирали распластанные по земле. Ракета гасла, и продолжалось движение вперёд.
Село решили обойти с севера, надеясь, что собаки не почуют приближения разведчиков. Ветер с юго-запада шумел в камышах, черневших сиротливыми островками посреди белоснежного поля.
«Сенечкино, какое смешное название!» — подумал лейтенант, улыбаясь и вглядываясь в тени домов, — «Наверное, там любят грызть семечки!».
…После первого минометного удара загорелся дом, где предположительно находился немецкий штаб.
В ярких отсветах огня было видно, как из окон, в одних только подштанниках, стали выпрыгивать, едва успевшие прикорнуть, немцы.
«Надо же, какой культурный народ!» — промелькнула в голове лейтенанта мысль, — «Ведут боевые действия, а спать ложатся — чин по чину, в исподнем, как дома!»
Бой продолжался недолго. Обнаружив расположение разведывательного отряда, немцы открыли минометный огонь прицельно.
Мины ложились ровненько и плотно, одно слово — «немцы». Лейтенант отдал приказ отступать, приказав миномётчику прикрывать отступление. Свист стоял такой, что и без взрывов мин, заложило уши.
В какой-то момент отступление стало напоминать картину непреходящего ужаса — разрывы мин настигали своих жертв. И вот тело бойца, лишившись головы, продолжало двигаться по инерции, разбрызгивая кровь, стынущую на морозном ветру и падающую ошмётками. Следующая мина настигла другого, и осколком ему оторвало руку, иссекло всю спину. Ещё свист и взрыв мины, и контуженный взрывной волной лейтенант Нечупуренко пытается двигаться вперед на ноге, которая практически оторвана осколком, но ещё висит на сухожилии. Нога лейтенанта подворачивается, и он падает оглушенный, без сознания в воронку от снаряда на нейтральной полосе…
…Издалека тянет дымом. Догорает село Сенечкино. Вороны, почуяв добычу, кружат над полем изрытым взрывами мин. Растерзанные тела бойцов уже не дымятся, истекая кровью.
В тишине утра падает снег.
Снег с трудом скрывает следы войны. Падает и тает на дымящейся от миномётных ударов земле.
Война всё спишет…
— Тайнуша
**
** о защитниках
Восемь часов смерти…
Экипажу АПЛ К-141 «Курск»,
Офицеру Российского Флота
Дмитрию Колесникову и его вдове
Я — погибал два раза.
Погибал очень быстро — сразу,
И так же, практически, сразу
. знал, что остался жить.
Но помню то, о чем думал,
Кусая немые губы,
В беспомощном первом страхе…
Как можно в ЭТОМ жить
Целых
. восемь
. часов…
Ведь это — не дверь на засов, —
Это сто восемь метров
. бездны над головой…
О чем он думал тогда,
О чем они все, — когда, —
Уже успели привыкнуть, что им
. не уйти домой…
О чем они, говорили…
Наверное, байки «травили»,
Ведь шутка спасает души,
. как разговор ни о чем,
Как разговор не о смерти…
И очень хотелось верить
Тому, кто стучал в переборку
. большим разводным ключом…
Вода по колено, — холод,
Потом — по пояс, — страшно…
И замерзающим сердцем
. ловя каждый звук извне
Кутаясь в мокрый китель,
Пытаясь забраться выше,
Каплейт российского флота
. пишет письмо жене…
Пока еще движутся пальцы
Пока еще воздух в легких…
Графит по клочку бумаги,
. ощупью в темноте,
Сначала — «Вода прибывает.
Был взрыв. Мы — в девятом отсеке.
Нас здесь восемнадцать…», — это
. он написал для тех,
Кому потом будет нужно,
Для тех, кто потом поможет,
Вернуть последнюю пристань
. людям и кораблю…
Записку нашли в кармане.
Неровный, дрожащий почерк.
Заканчивалась словами:
. «Я очень тебя люблю…»
Кто скажет — страшно, — не верьте!
Живым — не найти слов,
О тех, кто жил — в смерти
Целых
Восемь
Часов…
— Андрей Стародубов