4
Постепенно я обвыкался с должностью директора и с жизнью в детском доме. Дети привыкли и, наверное, полюбили меня, и я полюбил этих маленьких несчастных человеческих детёнышей, обиженных судьбой и большими людьми.
Татьяна Анатольевна — добрая женщина, и так достаточно хорошо относилась ко мне, но после того как я выбил в горсовете новую стиральную машину и электроплиту, она стала ко мне относиться, как к какому-то сверхъестественному существу.
С Михалычем мы подружились, после того, как совместными усилиями смогли отремонтировать, полтора года стоявший на приколе, УАЗик-буханку.
Лишь Екатерина Владимировна презрительно поджимала губы, глядя на мой внешний вид и выслушивая мои какие-то советы и распоряжения. В её глазах так и читалось, что я птица, случайно залетевшая в эту Обитель Педагогики и Воспитания.
Дни мои, в основном, проходили в разъездах. Я оббивал пороги разных организаций, предприятий, колхозов, совхозов. И надо сказать, все мои передвижения не прошли даром. Результатом моей бурной деятельности были: несколько мешков овощей и фруктов, муки, различных круп, макарон, а также соли и сахара. А в подсобке появилось множество нового садового инвентаря
Также результатом моих поездках поездок было то, что окна, закрытые листами фанеры, засияли новыми стёклами, фасад здания засверкал свежевыкрашенной краской, а стены в детских спальнях и игровой комнате были оклеены новенькими обоями весёлой расцветки.
Дорожная организация привезла нам пару машин гравия, которым мы усыпали дорожки. Вдоль дорожек мы разбили цветочные клумбы. В саду, под деревьями завели небольшой огородик, где посадили кое-какие овощи. Работали все вместе, включая воспитателей и воспитанников. Мило и забавно было видеть, как эти карапузики, своими игрушечными лопатками и грабельками копаются на грядках, как в маленьких ведерках и леечках носят воду, чтобы полить растения.
А однажды, посещая очередной колхоз, я заметил, как безжалостно вырубают небольшие, дух-трех летние саженцы плодовых деревьев, и попросил разрешение выкопать несколько штучек для нашего садика.
Когда я привёз эти саженцы, Михалыч только всплеснул руками и горестно покачал головой, приговаривая:
—  Куда ж ты их привёз, Ляксеич? Не примутся они, ой не примутся.
— Не ворчи Михалыч, — сказал я. — Давай-ка попробуем. Вот смотри — их тут ровно десять: ровно столько сколько наших воспитанников. Пусть каждый посадит свою собственное дерево, и мы назовём это «Аллейкой Счастья».
— А, как не примутся? Примета то плохая получится.
— Михалыч! — с укоризной протянул я.
И Михалыч, вздыхая и бурча себе, что-то в усы направился в подсобку за лопатой и прочим садовым инвентарём.
Детишки с радостью восприняли мою идею: каждый выбрал себе дерево и называл его каким-то своим именем. Работа скоро закипела: мы с Михалычем копали ямки под саженцы, детишки их садили, прикапывали и сразу же поливали. А чтобы их не согнуло и не поломало ветром, Михалыч выстругал подпорки, которые детишки собственными руками привязали к тоненьким стволам деревьев.
Несколько дней аллейка стояла безжизненной: голые веточки сиротливо смотрелись на фоне бушующей июньской зелени.
Михалыч каждое утро обходил эти маленькие деревца и, качая головой, горестно вздыхал. Говорил, что не приживутся, и про плохую примету: дескать нельзя было называть деревья именами детей.
Хоть я и не суеверный, слушая его ворчание, я тоже, волей-неволей стал проявлять беспокойство.
Дети, радостно забегавшие проведать деревца, тоже сразу грустнели и начинали задавать разные: «Отчего» и «Почему». Как мог, я им объяснял. А Михалыч лишь отмахивался, отправляя детей с их вопросами ко мне или Екатерине Владимировне.
А аллейка, между тем, так и стояла безжизненная: ни единого листочка, ни единого побега, ни единого цветочка…
***
В самый тёмный ночной час, во дворе дома раздался лёгкий шелест и, маленькое существо, не более мужской ладони в размере, синего цвета с пурпурными стрекозиными крылышками, облетело каждое дерево, растущее на аллейке. Существо долго присматривалось и принюхивалось к ним. Потом, расположившись ровно по центру аллейки, существо поднесло свои лапки к оранжевой груди, и в тот же миг, в них появился сияющий ярко-изумрудный огненный шар. Существо подбросило его вверх и произнесло:
— Я ухожу…
***
Рано утром меня разбудили возбуждённые голоса и топот маленьких ножек. Оленька, как была в ночной сорочке забежала ко мне в комнату:
— Дядя Юра! Дядя Юра! Они расцвели! Они расцвели! — радостно закричала она.
Сначала я не понял о чём речь. А когда до меня дошло, о чем она говорит, наскоро одевшись, стремглав бросился вниз. Добежав до аллейки, я остановился как вкопанный: в глаза мне ударило белизной, яркой белизной весеннего цвета, такого нехарактерного для середины июня. Все деревья, без исключения зацвели. Вокруг них радостно скакали дети.
Невдалеке стояла Екатерина Владимировна и, что-то говорила про антипедагогические методы воспитания, которые были недопустимы в старое время.
Вдоль деревцев, по «Аллейке Счастья» ходил Михалыч, улыбался в усы и негромко говорил:
— Это чудо. Настоящее чудо. Теперь уже, всё точно будет хорошо.