А что до соловьёв — слышней всего
Мне было их в двадцатом, где-то в мае.
Тогда в деревню, так сказать, в село
Успел бежать от этого дерьма я,
Которое в учебники войдёт
Явлением домашнего ареста.
Так вот — был май, и в масках был народ,
Стихам не находилось только места.
А я, Москвы лишённый, через день
Ходил за коньячком в посёлок ближний.
Цвела, как полагается, сирень,
Ей вторили черёмуха и вишня.
И было одиноко-хорошо
От этого шатания пустого.
И к роще небольшой, стране большой
Я чувствовал себя причастным снова.
В Москве, где человеку человек —
Уже не волк, а скучное «коллега»,
Среди вот этих, Господи, коллег,
Пристроенных друг к другу, точно «лего»,
Легко найти, пожалуй что, уют
И, долгу повинуясь, сдаться в стаю.
А что до соловьёв — ну да, поют,
Я слушал их в деревне, где-то в мае.
Как будто веху, эхо, будто знак,
Как будто символ эры старой, стёртой,
Я слушал соловьёв, но я не знал,
Что это ангел вострубил четвёртый.