Грачи залётные с утра
Мне пели странные молитвы:
«Любовь израненной вчера
Нашли на поле чьей-то битвы».

«Кто воевал-то? С кем война?» —
Спросил я птиц, принёсших вести.
«Их было двое. И одна
Любовь осталась там на месте».

Зачем, не знаю: все дела
Я бросил и пошёл к трамваю.
Ну хоть и ранена — цела!
Я сел в трамвай — зачем, не знаю.

И долго-долго ехал в нём
По навороченной столице.
Вот парк, дорожки, водоём,
А вот районная больница.

И ноги вынесли меня,
Они всегда меня выносят.
Я шёл, чудной, средь бела дня,
Палата восемь? Вроде, восемь.

Покой приёмный да скамья —
Любовью тут совсем не пахло.
Но, дверь открыв, опешил я
И не узнал старухи дряхлой.

В бинтах, седая. Лишь черты
Её лица слегка похожи.
«Неужто это правда ты?»
Любовь шепнула: «Ну, а кто же?»

И улыбнулась: «Что, смешно?»
А я спросил: «И кто тебя так?»
Она лукаво: «Ты в окно
Взгляни на тех двоих ребяток».

Одёрнул штору — свет земной! —
В пустом дворе стояло двое.
Один был я. И там со мной,
Чужая девушка. Чужое.

Они махали мне потом,
Шагнув тенями за ворота.
Любовь сказала: «Дело в том,
Что время — не моя работа.

Вы не совпали по часам
И разминулись по сюжету.
За вас я билась, видишь сам.
Ты скажешь, мол, напрасно это?

Нет, мой дружок, в той части дня
Невстреча ваша стала встречей
Других, кто выходил меня.
Вы были их любви предтечей».

И чёрт-те что, и се ля ви —
Я этим делаюсь богаче,
Что мог стать первым у любви,
А получилось всё иначе.

Но, выйдя к маленькой луне,
К маршруту позднего трамвая,
Я обернулся, а в окне
Любовь стояла. Молодая.