— Бабушка, это же красное вино! Кто же предлагает к вину форшмак?
— А что нужно предложить? Устрицы? Кто это придумал?
— Ну, таковы правила!
— То есть сырые моллюски, которых оторвали от родного дна и предлагают сожрать сырыми, это о’кей. А мой форшмак, который я сделала своими ручками из самой жирной селедки, которую смогла найти на Привозе, поскандалив при этом с тремя поставщиками и вырвав самый лучший экземпляр у чужой тетки, которая уже запихивала себе ее в сумку, даже не имея представления, какое сокровище ей посчастливилось держать в руках — это моветон?!!
— Бабуль, твой форшмак оценю я, оценят соседи, оценит вся улица, но, боюсь, не оценят эти важные гости, которых мы пригласили, чтоб они были здоровы и их родня, и их дети!
— Милая, что мне до важных гостей, если они не способны оценить мой форшмак?! Пусть возьмутся за руки и пойдут куда-то вдаль, там где глотают несчастных живых моллюсков, неспособных даже воззвать о помощи, по причине отсутствия рта.
Моллюсков придумали нищие из приморских кварталов, потому что они не могли придумать больше ничего.
Мы же придумали булочку, которую нужно предварительно вымочить в молоке — хозяйском, а не каком-то там пакетированном!
Мы придумали сочное яблочко, которое должно налиться нектаром на нашем южном солнце!
Мы придумали лук, сладкий, как слеза младенца.
Мы придумали как это все соединить с селедкой, прекрасной как роза на утренней заре!
Я уже молчу о поджаристых гренках, которые подрумянились на медленном огне в предвкушении той благодати, которую на них однажды намажут!
А вино — кстати, налейте, наконец вина — вино прекрасно лишь потому, что оно есть, и оно заставляет примириться со всеми теми глупостями, которое придумало и еще придумает глупое человечество
написано под влиянием красного вина…
и форшмака…