Февральский день был совершенно не зимним, скорее весенним. У меня в палисаднике переливается розовыми цветами миндаль, почки сирени уже готовы брызнуть зеленой листвой, а вон с каштана на акацию перелетела стая вернувшихся скворцов. Возрождается все, от травинок до моей души.
Я сидел на скамейке на Соборной площади и щурился от солнечных зайчиков, весело играющих на стеклах моих очков. Радость и гордость, как бурная, горная река, буквально распирали меня изнутри, вытекая в широченную улыбку на моем лице. Я был так невыносимо счастлив, что от этого сердце громко клокотало в горле, екало в солнечном сплетении, а руки мелко дрожали. Вдруг в груди, что-то сильно кольнуло, и все вокруг перестало быть четким, размылось, звуки стали тягучими и очень далекими, а в голове, как в кино поплыли картинки.
Вернулся я в Одессу уже месяца два. Почти двадцать восемь лет не был в родном городе, даже на похороны матери пятнадцать лет назад не смог вырваться. В это время проходили очень важные для меня гастроли в Америке, я играл в мюзикле на самом Бродвее. А теперь оказался никому там не нужным, разошелся с женой, детей родить у нас не получилось, вот и вернулся, с моим талантом, дома меня с руками и ногами оторвут. Сразу подал документы в, когда-то любимый театр — Музкомедию. Директор самолично спустился в отдел кадров поприветствовать и высказать благодарность, что я буду у них служить. В общем, сидел я воодушевленный и гордый собой в тот день на скамейке на Соборной площади.
Рыжий котенок сначала прятался за мусоркой, потом аккуратно подошел к моим ногам и стал о них тереться, попискивая, выгнув спинку и задрав хвостик. И такой он был миленький, что я все-таки взял его к себе на колени.
— Ой, милашешка, какой милашешка, — защебетала рядом со мной девочка лет четырех.
— Мамошка, возьми его нам. Он такой хорошенький.
К нам подошла девушка, и тут у меня дернулось сердце, как же она похожа на другую девушку, на очень далекую, из моей молодости.
Был тоже февраль, только настоящий, зимний, с крепким морозом, февраль девяносто первого года. Ночным рейсом я улетел в Москву к школьному другу, вернее, сбежал, спешно и не оглядываясь. За неделю до этого моя Танечка сообщила мне, что беременна, уже на втором месяце. Как же я сначала обрадовался, мне казалось, что ангелы носят меня над землей, такое было состояние. Мы с ней подали заявление в ЗАГС, ребенок, обязательно, должен родиться в настоящей семье, так учила меня мама. А дней через пять ангелы обратились в демонов, швырнули меня на землю и стали нашептывать, зачем мне семья и, что буду делать с ребенком, если я так молод и еще «никто и нигде» в этой жизни. И я сдался, испугался и побежал. Улетел, даже матери не сказал, потом позвонил ей от друга, она плакала, уговаривала вернуться.
Когда родилась дочь, мама прислала мне ее фотографию — малюсенький человечек с голубыми глазенками и лопоухими ушками, все, как у меня. Плакал всю ночь, утром спрятал фото, чтобы никогда больше не доставать.
Танечка постепенно перестала общаться с моей мамой, и я заставил себя забыть, что есть на свете моя копия в девичьем обличии.
Жизнь складывалась очень успешно, поступил в театралку, удачно устроился в театр оперетты, был замечен модным продюсером и потекли отличные годы в зарубежных гастролях. В тот год, когда выступал на Бродвее, женился на тамошней актрисе, думал, что поймал Бога за все причиндалы.
Бракоразводный процесс был оглушительным, жена забрала у меня все, и из театра меня тоже попросили, вернуться я мог только в Одессу, в мамину квартиру.
— Послушайте, Вы так похожи на мою знакомую из далекого прошлого, — оправившись, обратился я к девушке.
— Ну да, теперь спросите мое имя и попроситесь ко мне на чай, — усмехнулась она, взяла девочку за руку и попыталась отойти.
Но малышка ухватилась другой рукой за полу моего пальто.
— Пусти, пусти! Я без милашешки никуда не поду! — ревела она на всю площадь.
Пришлось им присесть рядом, чтобы дочка успокоилась. Она легла головой мне на колени, лицом к котику, гладила его и шептала, какие-то нежности. Вот тогда я и рассказал девушке свою историю. Да, так просто, взял и рассказал. Она слушала молча, опустила голову и все время смотрела на асфальт. Потом я понял, что она плачет, плечи тихонечко подергивались.
— Ну, что Вы. Зачем Вы плачете. Не надо. Это же моя дурацкая история.
— И моя, — тихо ответила девушка, — берите котенка и идемте со мной, я Вам все покажу.
Малышка была в восторге, у нее теперь есть свой, персональный, рыжий кот. Самый лучший, самый красивый, не то что у Машки, серый заморыш.
— Меня зовут Ольга, в честь Вас. Ольга Олеговна Нечаева. Фамилия мамина, Вы знаете.
Мы уже были в ее квартире, мои ноги стали словно ватными, чтобы не упасть, я присел на стул в прихожей.
— Раздевайтесь. Я Вам покажу фотографии.
Танечка сохранила все наши фото, а вот маленькая Олечка, а это моя внученька Верочка, а это вырезки из журналов с моими фото на гастролях в Киеве и Харькове пять лет назад и еще много где.
— Мама всю жизнь следила, как могла за Вами, собирала все о Вас. Мы вместе смотрели передачи, где выступал мой папа, который, по независящим от него обстоятельствам, не может жить с нами.
Домой ушел под утро. Только через пару дней я осознал, что у меня есть самая настоящая семья. За две недели до Нового года, я стал поистине богатым человеком, нужным двум лучшим людям на свете. И все благодаря маленькому, рыжему созданию, который в тот день именно меня выбрал из всех многочисленных людей на Соборке. Именно меня. Кота так и назвали — Знайка.
Я медленно проваливался в туман. Какое-то расплывшееся лицо показалось в поле моего зрения. Оно шевелило губами, но звуков не было, глубокая тишина уже поглотила меня. Всего полторы недели оставалось до моего пятидесяти одного года, но за эти четыре месяца в Одессе, я прожил больше, чем за всю прошедшую жизнь.
Автор Екатерина Яковлева.
15.02.2021 Одесса.