Сегодня, устав от доедания новогодних неликвидов, народ перешел с колхозного рынка на вещевой. На многих ветках вспоминали разную зимнюю одежду, преимущественно дубленки, и способы ее добычи и сбережения. Я сама в этой теме выступила и решила дальше продолжить. Итак, приквел дубленочной истории.
Мои родители, чьи детство, юность и взросление пришли на военные, послевоенные и просто не избалованные барахлом годы, сами одевались, откровенно говоря, так себе и не сильно были озабочены этим процессом по поводу меня с сестрой. Причем даже не столько от отсутствия материальных возможностей, которые, правда, тоже оставляли желать, но и от абсолютного безразличия к этой теме. Они очень много работали, а в скупых перерывах очень активно дружили. Я не помню вечера, когда у нас не был дома кто-то посторонний, давно принимавшийся за своего, все время кто-то гостевал, учился, лечился, совершенствовался и эмигрировал сквозь нашу крохотную квартиру, поэтому постоянно кто-то приходил, уходил, хохотал и плакал, бросался в объятия, прощался навсегда и ел, ел, ел… Какое уж тут могло было быть барахло! Достаточно сказать тем, кто в теме, что только когда папа вышел на пенсию, мы совершенно случайно узнали, что последние 30 лет работы ему полагался пропуск в 200-ю секцию ГУМа, от которого он, как выяснилось, отказался, сказав, что не требуется. Т. е.четко выступил в жанре «Не буду сниматься в Голливуде у Спилберга, потому что у меня ёлки…»
Эти обстоятельства, однако, не мешали нам быть девочками, учиться не просто в хорошей, а еще и очень престижной школе, где даже в те бумазейные времена другие барышни были довольно неплохо и даже стильно одеты. Наш папа считал, что мы должны быть одеты чисто, добротно (то-есть, зараза, на вырост!) и скромно, а мама так была погружена в устройство счастья родни, друзей, соседей и случайных встречных, что и до себя, и до нас особенно руки не доходили. Поэтому все решалось по-простому, по-быстрому, экономно и в последнюю минуту. Однако одевать все же надо было, ведь мы еще и росли и в длину, и, увы, в ширину.
Час Икс настал, когда я потупила в Бауманский институт. Я еще не знала, что там как раз я могу по поводу прикида не напрягаться: в группе из 28 человек было 4 особи женского пола. Можно было и в крафтовом пакете прийти. Но по счастью заранее никто об этом не догадывался. И решили заневестившуюся девушку принарядить. Если по мелочи типа кофточек-юбочек еще что-то можно было иногда ухватить, то с верхней одеждой была катастрофа. Поэтому решено было сшить мне в ателье зимнее пальто.
Для пальто было куплено темно-синее сукно в мелкий рубчик, а с мехами была незадача. И тетка моя, где-то в бездонных глубинах своего шифоньера выудила ту незабываемую и ненавистную белочку. Наверное, именно с тех пор я рьяный защитник интересов животных. Как белочка попала в теткины закрома, не помнил никто, но, похоже, судьба у нее была многострадальная и безрадостная. Белка была голубовата серая, заранее облезлая, реденькая и очень немолодая. Точнее, их было несколько, аккурат на маленький воротничок, но все они точно были из одного лепрозория.
Первая примерка пальто меня чуть не убила. Я так на обновку надеялась, видела себя в мечтах эдакой гимназисткой, переходящей в Незнакомку Крамского. Ну или что-то там блоковское, типа «дыша духами и туманами…» Вместо этого из тройного кривого зеркала на меня взглянула красномордая здоровая бабища чуть ли не в салопе, перечеркнутом белой наметкой в разных направлениях. Пальто сидело плохо, прибавляло мне лет 20, было тяжелым из-за ватина, как сволочь, а эти чертовы воротниковые белки сложились в мохнатую удавку, чья вылезающая шерсть забивала мне рот, видимо, чтоб я не могла озвучить претензии портнихе.
На вторую примерку, на мое счастье, со мной пошла бабушкина подруга. И она мне тогда дала первый бесценный урок по обращению со сферой обслуживания. Сима Натановна, дочь, внучка и правнучка портного со времен учреждения черты оседлости, кое-что понимала и в самом шитье, и в его исполнителях. Она скептически заглянула в мое несчастное лицо, окинула презрительным взглядом работу ателье и достала червонец. Она внимательно его рассмотрела, зажала в кулаке так, что торчал только один красный уголок, и начала этим уголком водить по пальто, говоря:"Милочка, тут надо выточки поднять. А тут плечики усилить. А там, любезная, спинку поправить. И, душечка, длина неправильная, да и карманы. А тут, драгоценная, еще пуговку добавьте и обузьте рукавчик…" Портниха с завороженностью бандерлога следила за перемещением красного уголка и тихо, как про себя, повторяла: «Обязательно. Будет сделано. Обязательно. Будет сделано»…Вы не поверите: я, конечно, не о таком пальто мечтала, но в итоге в нем можно было выйти к людям!
Однако это пальто все равно не решило проблемы надолго, да и я продолжала его ненавидеть и до полного обморожения моталась в тонюсеньком, но более стильном клетчатом румынском плащике. При этом неизвестно, как долго бы я томилась в ожидании лучшей жизни, если бы не одна встреча.
Как-то папа с работы вернулся с незнакомым мне очень стильным дядькой, которого бросилась обнимать мама, плача и хохоча одновременно. Потом папа побежал в ночной Гастроном Спутник, а мама на кухню сообразить какое-то угощение. Дядька тем временем зашел ко мне в комнату, окинул взглядом книжные полки и спросил:"А стихи ты любишь?" Ну, вы поняли… Это был мой звездный час! Часа полтора мы без перерыва читали друг другу «взрослые», не сильно известные советской молодежи стихи, перехватывая строфы один у другого. Родители уже устали ждать нас на кухне. Наконец, я его отпустила и стала одеваться, чтобы погулять на ночь с подружкой. И тут он увидел мое пальто. Хмыкнул, подмигнул, сказал:"Скоро увидимся…" и ушел на кухню, а я — на улицу.
Оказалось, это был сокурсник моих родителей, когда-то очень успешный молодой адвокат, вот-вот собиравшийся защитить кандидатскую и бывший в полном порядке. Но ветер переменился. Он попал в чистку адвокатуры, когда пересажали очень многих, вменив им микст как взятку, и он получил свои 5 лет и конфискацию. Вышел голым, без работы и без степени. К тому моменту, когда он появился в нашем доме, после тюрьмы прошло уже лет 15, он снова был в полном порядке, но работал уже только на себя. Он обслуживал по договору оказания юридических услуг сеть подмосковных военторговских баз.
Там, на кухне, он сказал моим родителям:"Ребята, имейте совесть! Такую хорошую девку нельзя упаковывать в такое страшное пальто! Отдайте ее мне на день, подарите барышне счастье!" И родители с радостью согласились…
Мне 64 года, я кое-что уже видела, но до сих пор наши с ним путешествия по подмосковным базам и он сам — одно из самых сильных впечатлений в моей жизни.
Он забрал меня часов в пять утра. Мы неслись в его Жигулях по темной еще Москве и по беспросветному Подмосковью черт знает куда. Это сейчас еще есть дороги, иллюминация и т. п. Тогда — вечная мерзлота. Сугробы до крыш. Гробовая тишина и ни одного фонаря. И машин-то почти не было. Мы ехали и орали стихи. Потом приезжали на какую-нибудь станцию, по сравнению с которой Малаховка — Лас-Вегас. Выходили в тусклом зимнем свете на привокзальную площадь размером с клумбу. По кругу стояли вросшие в землю и снег домушки. В одном горел свет. Мы подходили, но стучали не в дверь, а тростью моего старшего друга — в железные откидные дверцы подвала, какие бывают у магазинов для разгрузки. Эти дверцы от снега были уже очищены и открывались на наш стук бесшумно и легко, как в сказке. Мы ныряли в бездонную пропасть, спускались по шаткой лестнице и попадали в райские кущи. Какая там пещера графа Монте-Кристо! Детский лепет! Вот пещера базы номер 7 Областного Военторга — это Клондайк и Эльдорадо!
Там было всё, как в миниатюре незабвенного Жванецкого: «А что, есть? — Есть! Сколько? — А сколько можно? — А сколько нужно…» Пока друг наш работал, со скоростью автомата Калашникова отписывая претензии, консультируя, просматривая документы и оформляя ходатайства, я в блаженном умопомрачении обследовала эти Музеи Материальной Культуры, так ни разу не дойдя до их конца. Стоит ли говорить, что я вышла оттуда преображенной, как Иван-дурак, нырнувший в чан и ставший Иваном-Царевичем! Пальто со вшивой белкой, несмотря на укоризненный взгляд папы, было отправлено на свалку истории, я гарцевала во французской шубе под норку, английских сапогах, бельгийском кардигане, американских джинсах и весь мир мне был по колено…