Моё прелестное дитя,
В саду уже умолкли птицы.
Цветочком Аленьким нельзя
В своих мечтаниях молиться.
В цветах на свете — малый прок,
И нет глупей в веках традиций,
Чем в ночь подаренный цветок.
Им не напиться, не укрыться.
Есть у Чудовища ли честь?
За что наказано недобро?
Ты веришь в то, что счастье есть
В цветке, пульсирующем в ребрах?
Слезами, кровью тонких вен
Ты поливаешь змеи-корни.
Ты думаешь, стал домом плен?
И станет Тварь тебе покорней?
Ты думаешь, что чистота
Любви грехи его отмолит?
Ты думаешь, что доброта
Вернет Чудовищу свой облик?
Дитя, ты упускаешь суть:
Чудовище и был наказан
За неуменье обмануть
Любовью в сердце хладный разум.
За нежелание любить,
За страх пред нежностью подспудный.
И не получится подлить
Цветочка Аленького будни!
Вокруг него ветра и снег,
Метели, ливни, суховеи.
Чудовище — не человек, —
Не ждет, не любит и не верит.
Не грей губами лепестки,
Шарфом не укрывай от стужи.
Нет для Чудовища тоски,
Никто Чудовищу не нужен.
… Рассвет — раздробленный опал…
И на часах «четыре-тридцать»…
Последний лепесток упал.
Чудовище не станет принцем.