Подходила последняя стройотрядная неделя. В разговорах замелькало словосочетание «закрыть наряды». Командир предупредил, что за несколько последних дней выработка считаться не будет, но может приехать начальство, посмотреть, как бойцы работают. Поэтому можно работать не слишком быстро, но без дела не сидеть.
В воскресенье отряд поехал на экскурсию в Кижи. Сначала ехали на автобусе, потом на электричке, а в конце — на «Метеоре», летевшем над водой на подводных крыльях.
Почти все приехали в Кижи в первый раз и были поражены этим музеем-заповедником под открытым небом. Ребята как зачарованные смотрели на деревянные дома, мельницы, часовни и амбары, от которых веяло стариной. И, конечно, всех изумила церковь с двадцатью двумя куполами.
Последний день работы был в среду, 28 августа. Работали только до часу дня, потом собрали топоры и бензопилы, сложили их в машину, на которой командир, Лёша Бирюков, привёз на лежнёвку два ящика дешёвого вина и гранёные стаканы. С ним приехали поварихи с обедом.
Местные мужики, обычно такие уверенные в себе, в этот день держались чуть скованно. Только Володька-тракторист, как всегда, балагурил.
— Ох, и болтун ты, Вовка! — попытался одёрнуть его Поварёшкин, когда все расселись на лежнёвке и наполнили стаканы.
— Да ладно тебе, Фомич! Лучше тост скажи! — откликнулся тот,.
— А и скажу! — сказал Николай Фомич и встал. — Я вам, робяты, желаю, чтобы вы у себя там, в Ленинграде, помнили про то, как работали тута. Вы ж приехали — ничегошеньки не понимали, а таперича, вишь, умеете лежнёвку ложить, как надо. Так пусть и в вашем деле, которое в жизни делать будете, вы тоже так проворно всему научились! За энто мы и выпьем!
Все подняли стаканы и стали чокаться.
— Ну, Фомич, здорово сказал! Я и не думал, что ты так умеешь! — восхитился тракторист.
— А чтобы правду говорить — много болтать не надо, — ответил тот. Но было видно, что похвала пришлась ему по душе.
Слово взял комиссар, Гена Марков.
— Давайте выпьем за наших наставников — Николая Фомича, Ивана Ивановича, Тимофея Петровича, Василия… как тебя по отчеству?
— Кузьмич! — с готовностью ответил инструктор третьей бригады.
— … Василия Кузьмича, которые научили нас работать. И за тракториста Володю…
— Николаевич я! — с обидой перебил его тракторист. — И постарше Васьки на два года!
— … за тракториста Владимира Николаевича, который помогал нам перетаскивать брёвна. Пусть они будут здоровы и счастливы!
Все потянулись чокаться с инструкторами и трактористом.
Через час вино закончилось, но все сидели, разговаривали, курили. День был тёплый, но уже с осенней прозрачностью.
— Тимофей Петрович, а бывали случаи, что кто-то заблудился в лесу и пропал? — спросил Миша Бородулин.
— Чтоб пропал — такого не упомню. А заблудиться — бывало, вон, в прошлом году Лёшка Васильев, Матрёнин сын, заблудился. В этих случаях заводят пускачом трактор, это громче бензопилы раз в десять. Лёшка-то на звук и вышел. А ежли не выйдет — тут уж всей деревней идти надо, искать, — ответил инструктор.
Подъехал автобус.
— Надо ехать, а то скоро темнеть уже будет, — сказал подошедший шофёр Фёдор.
Все попрощались за руку с местными. Те сели в машину, на которой приехал командир, а студенты — как всегда в автобус. У нескольких девушек глаза повлажнели.
— Я звонил в институт, — сказал командир, когда автобус съехал с лежнёвки на дорогу и поехал быстрее. — B связи с тем, что мы работали всё лето, ректорат распорядился дать нам две дополнительные недели каникул. Так что в институт надо явиться в понедельник, шестнадцатого сентября. А в конце сентября — соберёмся в ресторане. Идёт?
— Идёт! — закричали все и грустное настроение улетучилось.
Оно вернулось на следующий день, когда все прощались на перроне вокзала в Ленинграде. Все жали друг другу руки, обнимались, целовались, как будто бы прощались не на двадцать дней, а хотя бы на год. И только через много лет Сергей понял, что сердцем они прощались не друг с другом, а с прошедшим, столь интересным и насыщенным событиями и эмоциями, первым в их жизни стройотрядным летом.