А та, из-за глаз которой постыдно сходил с ума ты,
а та, из-за губ которой заваливал сопроматы,
глядела слегка устало, даря недоверья вотум,
и честно тебя считала паяцем и виршеплётом.
Ты был по-собачьи верной частичкой её владений.
Её не касалась скверна. Над ней не сгущались тени.
Лишь солнце вовсю сверкало в алмазах её короны.
И было ей мира мало, и зал был ей тесен тронный.
Ты сжился с невидной ролью, страдал горячо и немо…
Любовь рифмовалась с кровью и с низко висящим небом.
Темнела восхода лента в белёсых потёках грима…
Она уходила с кем-то. Она проходила мимо.
И вроде бы — эка малость, и плюнуть пора давно бы,
но жизнь без неё казалось пустым бытием амёбы.
В чеканку стихотворенья пытались слова слагаться…
Какое смешное время; забавное время — двадцать.
Года — словно свист картечи. Остыла вулкана лава.
Она при возможной встрече тебя не узнает, право…
Но зря на судьбу не сетуй, вы стали вполне похожи:
ведь сам ты при встрече этой её не узнаешь тоже.