Мы ссорились… А в церкви пел орган
/названия и адреса не помню/.
Дверь приоткрыта, дождь стучит о кровлю,
Внутри — ни голосов, ни прихожан.
Ни зверя, ни апостола, ни льва —
Лишь ты и я, с акафистом разлуки.
Окроплены и головы, и руки
Святой водой июльского дождя.
И лишнее сказать уже не жаль,
И страшно не сказать о самом главном…
Стремилась к цифре семь легко и плавно
В часах моих безжалостная сталь.
Дверь приоткрыта. Дождь течет рекой.
И в церкви нет ни ангела, ни беса —
На краешке скамьи иная месса:
Лишь мы с тобой, с тобой, тобой одной.
В промокшем платье, белая как мел,
Как лилия в руках у Магдалины,
Была ты холодна и молчалива
/я молчаливым быть тогда не смел/.
В тот день я знал про хлеб и про вино,
Про иглы шпилей, колющих под сердце…
Как силы нет уйти, переодеться,
И Генделя напеть, открыв окно.
Дождём пронзённый бедный Себастьян —
Казалось, город к вечеру утонет:
Имеют власть над всем твои ладони,
Особенно — прижатые к глазам.
Не надо мной! /Позволь в ночи солгать/.
Я помню все касанья этой мессы.
Но, слава богу, Богу неизвестно
Как мы с тобой умеем танцевать.
Мы ссорились. Но в церкви пел орган…