…Мама начала ругаться. Я знала, что она кричит от страха и от бессилия — она не может мне помочь, не может сделать так, чтобы мне было легче. И вместо этого произносит банальные бабские фразы типа: «Ты знала, на что шла, когда рожала второго ребенка!»
Именно поэтому она когда-то переехала жить за город. Чтобы ненароком не вмешаться в мою жизнь. Чтобы дать мне возможность жить самой так, как я считаю нужным.
— Я не лезу к тебе со своими замечаниями, не треплю тебе нервы и не сижу у тебя на шее, — говорит она.
И никак не может понять, что я хочу, просто мечтаю о том, чтобы она лезла ко мне, трепала нервы и сидела на шее. Я по ней безумно скучаю. Так сильно, что все время с ней разговариваю. Советуюсь, рассказываю про детей, про работу. Я могу ей позвонить в любой момент. Но не нарушаю этот заключенный ею не пойми с кем, скорее с самой собой, пакт о невмешательстве в мою жизнь. Не звоню, потому что запросто могу услышать, что ей некогда или она занята, хотя совершенно точно знаю, что ей есть когда.
— Мама, почему ты мне не звонишь?
— Зачем?
— Просто поговорить.
— Тебе больше заняться нечем? Если что-то случится, я позвоню. Точнее, тебе позвонят. Ты же знаешь, я паспорт всегда с собой ношу. Чтобы легче было опознать.
— Мам, перестань так шутить. Пожалуйста. Я уже не воспринимаю такие шутки.
— Что ты от меня хочешь? Я уже старая и тупая.
— Неправда. Ты еще молодая и мудрая.
— Я уже давно ничего в этой жизни не понимаю. Не хочу понимать. Уже ничего не хочу.
Я смотрю на Симу и хочу… Хочу быть ей должна. Столько, сколько смогу. Столько, сколько выдержу. И пусть она пьет из меня кровь. Пусть всю выпьет, только не перестанет во мне нуждаться. Пусть зовет, просит, требует.
Моя мама мечтала о том, чтобы я выросла сильной и, по ее собственному выражению, «не пропала в этой жизни». Я выросла сильной и теперь хочу, чтобы моя дочь выросла слабой…