Заряжен город болью… Сонно. Тихо.
Укрыт плащом пилатовским с утра…
Луна, нерасторопная пловчиха,
мелькнула в окнах спелостью бедра.
Клён покраснел стыдливостью неловкой,
рябина вторит… Бьёт волна в гранит…
А двое, ниткой шёлковой с иголкой,
в подвале старом, где камин горит,
где сотни книг /жаль, мудрости не дали/,
где рукопись, чьи строчки не горят,
созревший виноград и «Цинандали» —
о вечном двое молча говорят…