Мы очень рано выделили Бродского, зачислили в гении абсолютно безапелляционно. Когда он начинал читать — это было какое-то завораживающее действо. Мы чувствовали, что его стихи — это что-то необычное. Тогда ведь много было поэтов, и Рейн был незаурядный человек, и Толя Найман. Московские нам не нравились, мы были снобы, нам Вознесенский, Евтушенко казались дешёвкой.