Наступил очередной «асфальтированный рассвет».
Это тот рассвет, который не в свободе. За окном природа… Природа ли?
Солнце, только в отражении многоэтажного склепа. Живая земля, под толщью низкокачественного тротуара. Деревья? Да и те перестали сажать. Всё больше увядающие цветочки…
Уехать? За город? А будет ли там свобода, если уедут туда все страждущие? Так же зальют бетоном, выметут подчистую все листики и травинки. Человек, как-то неосознанно тянется к рабству души, и прямым границам. К контролю свыше.
Вот, я и остаюсь тут. Встречаю асфальтированный рассвет, день за днём. Давая редким смельчакам возможность скрыться от города, в пока ещё одиноком, свободном, живом беспорядке природы.

Самое важное качество у денег, не качество, а …
Количество.

8 декабря 1989 год.
В этот день, тридцать лет тому назад моя семья села в поезд Кишинёв — Москва, и через несколько дней в аэропорту Бен Гурион мы получили паспорта граждан Израиля!
Не смотря на то, что десять лет, предшествующие этому событию, были годами тревоги, надежды и ожидания возможности репатриироваться, покидал я родной город с особой грустью.
Возможно кто-то с иронией ухмыльнётся, мол ностальгирует человек по «той» жизни, по советской власти… Признаюсь — да! Большую половину из неполных сорока лет я прожил при лучшей в мире власти! Власти, которой я безоговорочно подчинялся, доверял и слепо верил. Называлась эта власть — молодость.

Какие красивые глазки это читают… Оооооой, а улыбка какая появилась…)))))))))

с возрастом понимаешь, что «классная работа», была у тебя только в школе.

Надежда без одежды-пол беды.
Надежда без надежды… Крах.

Слава" и «знаменитость» какое-то бламанже на жизнь; когда сыт всем — «давай и этого». Но едва занозил палец, как кричишь: «Никакой славы не хочу». Во всяком случае, это-то уже справедливо, что к славе могут стремиться только пустые люди. И итог: насколько я желаю славы — я ничто. И, конечно, человечество может поступить тут «в пику». Т. е. плевать «во все лопатки».

Как мало «значить многое»…
Как важно- навсегда!

Наш Иван Павлович врожденный священник, но не посвящается. Много заботы. И пока остается учителем семинарии.
Он всегда немного дремлет. И если ему дать выдрематься — он становится веселее. А если разбудить, становится раздражен. Но не очень и не
долго.
(за чаем вспомнил).
* * *
Мертвая страна, мертвая страна, мертвая страна. Все недвижимо, и никакая мысль не прививается.
(24 марта, 1912 г., купив 3 места на Волковом).
* * *
Одни молоды, и им нужно веселье, другие стары, и им нужен покой, девушкам — замужество, замужним — «вторая молодость»… И все толкаются, и вечный шум.

Я за боль. За боль тупую. Равную тонне камней. За ту боль, от которой хрустят рёбра, и все кости, но мозг продолжает жить. Ты лежишь под толщью, и слышишь этот треск собственного скелета. И хотя ты не можешь ничего изменить, ты уже принял эту боль. Будто таблетка яда длительного действия. Болен, но жив.
Если случится так, что глыба будет сдвинута, ты ещё вздохнёшь полной грудью! Но, кто бы, что ни говорил о «самоспасании», здесь нужна помощь со стороны. Будучи раздавленным, эту мощь не одолеть.
И вот когда тебя вытащат, если тебя вытащат, тут всё и будет зависеть от твоих сил. Тут-то, ты и начнёшь ощущать приятную щекотку затягивающихся ран, прочность сросшихся суставов, и поймёшь, как сладко дышать! Потому как будет с чем сравнивать, пережив боль.

Важно, чтобы вытащили…

Ехать надо по дороге.
Либо — по короткой,
Либо — по ровной,
Либо — по быстрой…
В идеале — по трем сразу.

Таких физиологических (зрительно-осязательных) вещиц надо увидеть, чтобы понять т, чему мы не хотим верить в книгах, в истории, в сказаниях. Действительно, есть какая-то ненависть между Ним и еврейством. И когда думаешь об этом — становится страшно. И понимаешь ноуменальное, а не феноменальное: «Распни Его».

Думают ли об этом евреи? толпа? По крайней мере никогда не высказываются.
(за уборкой библиотеки).
* * *
Да… вся наша история немножечко трущоба, и вся наша жизнь немножечко трущоба. Тут и…
… показать весь текст …

Ощущение счастья, это когда ты мечтаешь о том, что у тебя уже есть.

Плюс новых проблем в том, что практически перестают волновать старые.

Я-пластилин, в Божественных руках ребенка,
Который лепит из меня то тигра, то ягненка…

Нужно хорошо «вязать чулок своей жизни», и — не помышлять об остальном. Остальное — в «Судьбе»: и всё равно там мы ничего не сделаем, а своё («чулок») испортим (через отвлечение внимания)

Бордюр — важный элемент, уже не камень и есть мечта — стать забором.

Обидно не то, что обрызгают грязью или наедут шиной колеса, обидно оставаться под снегом нечищеным долгие месяцы зимы.

Дети, пожалуйста ходите по мне без помощи взрослых!

Бордюр — есть порядок.

Когда я слышу стук поезда вдалеке, у меня щекочет в груди.
Самые живые моменты в жизни, так, или иначе переплетены с этим звуком тяжелых колёс. Так крепко связаны узлы в памяти детства, юности и первой любви.
И мчатся они вперёд, а несут в прошлое…

Пробка, по встречке — мигалки.
Синие, красные, сирены…
Коллеги?

Не опаздывайте.
Да неопаздываемые будете.