— Напиши первое и последнее предложение! — сказал редактор.
— А если я последнее предложение сделаю первым, а первое предложение сделаю последним? — спросил я.
— А ты напиши такой роман, чтобы первое предложение совпадало с последним! — сказал редактор.
— Хорошо! Первым предложением моего романа будет «Я убил человека», а последним предложением будет тоже «Я убил человека».
— Концептуально! А о чем будет роман? — спросил редактор.
— Редактор будет меня учить, как писать романы.
— А при чем здесь человек?
— А редактор будет баб искать!
— Так кто убил человека, ты или редактор?
— В конце романа окажется, что у меня это было подражание Раскольникову, первая строчка более рефлексивного романа, чем у Достоевского, но к тому времени в записной книжке редактора будет уже тысяча телефонов баб, с которыми он познакомился, чтобы доказать, что я маньяк.
— Ааааа! Значит маньяк — сам редактор!

Прочувствовать истину может только камень.

— Пиши роман! — сказал мне редактор.
— Но я уже написал сто романов, но в типографии не хватило бумаги, чтобы их напечатать!
— Если не хватит бумаги, будем печатать твои романы на ткани, на древесной коре, на пластмассе — что-нибудь придумаем! — сказал редактор.
— Но чернил не хватит! — возразил я.
— Будем печатать твои романы на краске — что-нибудь придумаем! — сказал редактор.
— Но электричество кончится, станок встанет! — возразил я.
— Будем крутить педали, вставим в станок батарейки! — сказал редактор.
— Хорошо, я напишу 1001 роман, но в библиотеке не хватит места! — возразил я.
— Мы построим тысячу новых библиотек! — сказал редактор.
И он меня уговорил. Я стал писать свой первый роман. Но пока я написал только одну строчку:
— Я убил человека.

Даже в пустыне жажда похвалы сильнее жажды воды.

Общество — это паук, который окутывает человека внешними привязанностями.

Ыыыыыыыыы! (это синопсис трехтомника, написанного на Марсе, но еще не переведенного на земные языки).

На Марсе морковки питаются зайцами, поэтому каждый второй заяц на Земле — сбежавший с Марса.

Мысль свежая, только если философ живет в холодильнике.

Законченный характер только у пустоты.

Слово одержимо незавершенностью.

— Пиши рассказ, — сказал мне редактор.
— Опять про «девушка, а можно с Вами познакомиться, что ли?» — удивился я.
— Все-равно про что, главное — чтобы от души! — объяснил редактор.
— Ну подхожу я в метро к девушке и от души ей и говорю: — Девушка, а можно с Вами познакомиться?
— А она что? — спросил редактор.
— А она и спрашивает: а редактор тебе утвердил этот вопрос?
А я говорю: — нет у меня редактора, я сам себе редактор!
— А без редактора никто не знакомится, сначала найди редактора, а потом девушку ищи! — сказала она.
— Аааа. Понял я и пошел искать редактора.

Вчерашняя диалектика сменилась теребоньканьем.

О, я убил человека!
Да это же был моностих!
О, продолжать я не буду!
Чтобы читатель притих.

— А ты что, никогда?
***
— Руку убери. Я тебя под юбку не приглашала.
***
— Фу! Залапал!
***
— Фи! Руку убери!
***
— Ну что за гадство… Щупай лучше сам себя!
© Юрий Тубольцев

Мысль крепнет, будучи опровергнутой.

Предупреждаю: в одностишье больше двух миров не уместить!

— Девушка, а у Вас соли нету? Мне яйца надо посолить!
— Молодой человек, так мы же в метро! Это Вы к соседям обращайтесь, когда домой приедете!
— А я на всякий случай заранее спрашиваю!
— Так откуда же у меня в метро соль?
— Правда девушка, Вы правы, но я тоже прав, обо всем надо думать заранее!
— Вы правы, молодой человек, заранее Вам приятного аппетита!

Хватать тебя не стану, но коленки все-равно прикрой.

Женщина на одну ночь — все-равно, что недочитанное одностишье.

— Ты почему дуешь щёчки без спроса?