Не забывай — в тебя поверили,
Тебе немалый срок отмерили,
Тебя взялась носить земля,
Тебе сыграли ноту ля,
Чтоб душу ты свою настроила.
А ты взяла и всех расстроила", —
Вот так себе я говорю,
Встречая позднюю зарю
В тоске, в печали и в унынии.
«Взгляни в окно — всё в лёгком инее
Искристом», — я себе твержу,
Когда я в новый день вхожу,
Цепляясь в пору предрассветную
За жизни нить едва заметную.

В тени от белого крыла живу,
Мой ангел, мой хранитель.
Ты цвета белого любитель,
И даже тень твоя бела.

Какие б ни мелькали дни,
Прошу не света изобилья,
А чтобы ты, расправив крылья,
Держал меня в своей тени.

И кончается день, и кончается ночь,
И почти пролетело любимое лето.
Смысла нет хоть на что-то накладывать вето,
Потому что и так всё уносится прочь.

Перед дальней дорогой бьёт нервная дрожь
Занавеску и ветер, и крылья, и крону.
Хоть бы кто нам сказал: «Да живите, не трону».
Обещай мне, что ты без меня не уйдёшь.

Почему, не пойму, я так поздно очнулась
И так поздно я в сторону счастья качнулась?
Почему в позднем возрасте вдруг обрела,
Выражаясь красиво, два гибких крыла?
Почему в годы юные так унывала,
Так тревожно спала, так печально дневала?
Было столько немереных сил на веку,
А теперь даже крылья с трудом волоку,
Не летаю на них, а тащу за собою.
Не вхожу в новый день, а беру его с бою.
Почему всё так поздно, всё так невпопад?
Вдруг влюбилась в рассвет, когда близок закат.

И луч по комнате скользит
Бесшумный, кроткий…
Наверно, ангел мне визит
Нанёс короткий.
Визит коротенький такой,
Почти незримый,
Вдруг поселил в душе покой
Необъяснимый,
Хоть для него, пожалуй, нет
Причины веской.
Ну разве что небесный свет
За занавеской.

Так шумно на земле, поэтому шепчу.
Шепчу, поскольку быть услышанной хочу.
Шепчу, поскольку здесь в диковинку лишь шёпот.
У листьев и у трав переняла я опыт.
У листьев и у трав, что любят тихо жить,
Хотя их ничего не стоит заглушить.
И в грохоте сплошном приближу губы к уху,
Чтоб пошептаться с тем, кто близок мне по духу.

На любую погоду согласна.
Нынче ясно? Спасибо, что ясно,
Завтра ветер? Спасибо ему.
Просто я воротник подниму.
А вчера целый день моросило?
И прекрасно — я плащик носила.)

А, может, записаться на приём
К тому, кто создал этот окоём
И этот воздух и земную сушу,
И, видимо, смотреть умеет в душу?
Как рассветёт, я тут же запишусь,
Скажу, что, мол, никак не надышусь
Тем воздухом, которым всё здесь дышит.
А вдруг, он что-то дельное пропишет?

Начало лета. День седьмой.
Всё надо делать мне самой:
Болеть душой за тех, кто дорог,
В июньский полдень помнить морок,
В подушку плакать по ночам
И подставлять лицо лучам,
Намаявшись на этой тверди,
Просить Творца о милосердье.

А я люблю любовь любую:
Немую, зрячую, слепую.
Любовь я всякую люблю.
Я только лишь по тем скорблю,
Кто не познал ни беззаветной
Любви, ни горькой безответной.

А можно мне сегодня поскулить,
В тебя уткнуться и слезу пролить,
Тебе поведать горести и бедки?
Хотя и нету у тебя жилетки,
Но есть зато огромная душа,
Которой можно тихо, не спеша,
Всё рассказать. А можно, что чудесно,
Пожаловаться вовсе бессловесно.

Ну что небывалого может случиться?
Ну разве что ангел в окно постучится,
В окно постучится лучистым крылом,
И всё засияет в пространстве жилом.
И станет мне вдруг ослепительно ясно,
Что жить в этом мире совсем не опасно,
Что можно идти, куда манит стезя,
И зря мне казалось, что жить здесь нельзя

И день и ночь, и день и ночь
Я вижу дальних крыльев трепет
И слышу отдаленный лепет
Всего, что улетает прочь.
И не могу остановить
И взять, как бабочку, за крылья,
И бесполезны все усилья,
И безнадежно рвется нить.
А если б даже и могла,
Кому нужна такая доля —
Сжимать два бьющихся в неволе,
Два рвущихся из рук крыла?..

А время как будто с цепи сорвалось:
Куда-то бежит и бежит без оглядки,
Сверкают то лета, то осени пятки.
Оно и меня, к сожаленью, взялось
Тянуть за собою, но я погожу
И, шаг замедляя, ещё погляжу
Идти ли мне дальше иль здесь задержаться,
Чтоб с облаком в сонном пруду отражаться.

Мне жить идёт, мне жизнь к лицу.
На мне, я знаю, как влитая
Сидит и осень золотая,
И май, столь щедрый на пыльцу.
И дивно смотрятся на мне
Зимы и белизна и блёстки.
Лишь лето, что прекрасно в носке,
Коротковато по длине.

Давайте поплачем. Не надо стесняться
Того, что нам лица родимые снятся,
Того, что так тянет всех тех помянуть,
Кого не дано ни забыть, ни вернуть.
Давайте немного попляшем от печки,
Припомнив смешные ребячьи словечки,
Припомнив давнишнее наше жильё,
Где булькает в баке чужое бельё,
Где дикой мигренью страдает соседка,
Где смотрит сирени цветущая ветка
В забытое богом и всеми окно,
Которое, может, затем и дано,
Чтоб мы те миры, что не знают продленья,
Омыли прозрачной слезой умиленья.

Будьте счастливы срочно. Вы слышите? Срочно,
Потому что мы здесь не навек. Это точно.
Потому что мы здесь лишь на срок, лишь на миг.
И, поскольку удел наш земной невелик,
Надо поиском радости срочно заняться,
Чтоб потом пред Творцом не пришлось извиняться
За зашоренность нашу и за слепоту,
Неспособность постичь этих дней лепоту.

Давай же потолкуем не спеша.
Так что от нас останется? Душа?
Что ж, если это так, то слава Богу.
И не пора ль собрать её в дорогу?
А впрочем, ей не нужно ничего
Из багажа земного твоего.
Ей только небосвод для жизни нужен,
А всё, чем ты сегодня так загружен,
Она легко забудет, отлетев,
Крылом родное облачко задев.

Обыденность — рай … и подарок … и чудо:
Шумела вода и гремела посуда,
Вели разговор, шелестели газетой…
Творился уклад, до сих пор не воспетый…
Уклад, бытиё и соборное действо,
Рутина отнюдь не святого семейства…
Возможно ль такое: все целы и в сборе,
И в полном покое житейское море…

и снова Ангел мой на дудочке…
сыграл и подал мне на блюдечке…
на блюдце с золотой каемочкой…
мой новый день с небесной кромочкой…
мол, положи в него, что нравится…
а я стою, боюсь не справится…
гляжу на блюдечко растерянно…
желаний вроде бы немеряно…
но день с вкраплением небесного…
чего-то требует чудесного…
узора, кружева ль мережкою…
стою в лучах его и мешкаю…