Бриллиант влюбился в булыжник. А булыжник сказал:
— Хоть ты и изящен, но ты же не женщина.
— Меня надевают только женщины, а тобой дерутся мужики, так что все логично, — ответил алмаз.
— Всех волнует, что делать с оливье и что пить, а ты опять про любовь! — засмеялся булыжник.
— Не строй из себя человека! — засмеялся алмаз.

Человек — это симбиоз клеток с буквами.

Если у тебя большие амбиции, писсуар треснет.

Саша писал роман на фантиках, регулярно толстея и посещая зубного.
Роман был написан после того, как Саша съел сто килограмм конфет, остался без зубов и стал весить 180 килограмм.
— Извините, но Вы — второй Грибоедов! Не конфеты Вам надо было есть, а грибы! — сказал редактор.
И Саша, питаясь только грибами, стал переписывать свой роман.
Но роман так и остался неоконченным. Оказалось, что этот редактор всем начинающим писателям говорил, что они Грибоедовы и в магазинах не осталось грибов, их раскупили будущие гении.
Если Вы увидите гуляющего в лесу гениального писателя — не пугайтесь. Это будущий Грибоедов собирает грибы.
А вскоре в магазинах пропали жульены с грибами. Этот редактор стал говорить всем писателям, что как только они съедят сто килограмм жульенов с грибами, они станут Жюлями Вернами. Но жизнь показала, что от жульенов становились они только жульем.

— Девушка, а можно с Вами познакомиться?
— Ты что? Никогда! Руку из-под юбки убери! Ааааааа?

Эти крики раздались в шумном московском парке, где толпы людей наслаждались солнечным днем. Но в этот момент я, Михаил Ломоносов, стоял в стороне, наблюдая за этой сценой. Образ девушки в ярком платье и напористого молодого человека, не понимающего границ, показался мне символом нашего времени.

Если бы я мог спустить с небес свои мысли, они бы быстро укрыли всех присутствующих, словно облака, что пер…
… показать весь текст …

— Ты что, никогда не занимался пранком? — спросил меня подолог.
— Планировал, но не пробовал, а что? — загорелся я.
—Твоя горячая мотивация потухнет, если ты немедленно не запранкуешь, — сказал подолог, и я взял камеру и пошел на улицу пранковать.
— Девушка, давайте поздороваемся носами, — сказал я девчонке.
— Давай, а что? — ответила девушка, и мы стали тереться носами.
Мы терлись носами полчаса, и на телефоне кончилась память.
Но мы все равно продолжали пранковать. Нам понравилось.
Это был мой первый в жизни пранк.
В итоге у нас стерлись кончики носов, но лиха беда начало!

На сколько все имело смысл,
Когда мечты пропали,
На сколько все имело смысл,
Когда надежды убежали?

На сколько все имело смысл,
Когда друзей теряли?

На сколько все имело смысл,
Когда спасение в любви не находили.

В метании,
Сквозь слезы, смех и ожидания,
Пришли мы ни к чему.
… показать весь текст …

Поэт начинается не со стихов, поэт начинается с погружающего в ожидание пробела.

Все светлое и чистое со временем перерождается в нечто пошлое.

Все существующее раздуто.

— Девушка, а можно с Вами познакомиться?
— Чтоб ворон да не по нам каркал. По чарке, по чарке! — знаешь слова песни?
— Я такие песни не слушаю.
— Ааааа! Я такие песни не слушаю, я с девушками знакомлюсь! Да?
— Да!
— А я знакомлюсь только с теми, кто хорошие песни слушает!
— Аааааа! Ну знакомься!
— Что?
— Проехали! Ыыыыыыыы!
— Ыыыыыыы!

Если граблям давать имена, память на имена сразу пропадет.

Жизнь людей — это лабиринт, в котором они тупик воспринимают как выход к счастью.

— Сидоров, кругом не прав!
— Да не кругом, команда была «кругом не прав!»
Пойдешь грузить люминий.

Нельзя прервать цепочку ошибок, но можно ее переплавить в слиток золота.

Чтобы был результат, нужно существенно ошибиться.

Это не я, это Высоцкий.
И это не я, это Высоцкий.
И это не я, это Высоцкий.
А я не поэт, тут всё не я!

Чтобы ты ни делал — случай повлияет на твой путь.

В безмерности слова — его безумность.

Старуха у Раскольникова была только одна, потому что после преступления Раскольников отвернулся от Достоевского, как от художника. А другие лирические герои отказывали Достоевскому в просьбах повторить Раскольникова.

Жизнь — это разные дороги, правила движения по которым у всех свои, что превращает её в безысходный лабиринт.

Исторические знания не могут быть историческим опытом, ибо всё предрешено, и не в лучшую сторону, историки бесполезны, как и всё на свете.