Выступая за вех перемену,
Не могли допустить мы мыслишек,
Что ломали Берлинскую стену,
Дабы новые строить повыше.

Каждый правитель, страхующий шкуру,
Склонен скатиться в крутой деспотизм,
Проще всего объявить диктатуру,
Чем обеспечить счастливую жизнь

От барханов насыпанной соли
Не болит стихотворная рана —
Наросла на душевном камзоле
В толстый палец броня графомана.

Греет душу ксива с кодом СНИЛСа,
Длинный список праведных деяний,
Где родился, там не пригодился,
А куда зовут — меня не тянет.
*

Приятно сознавать своё отличье
Средь дураков без имени и званий,
И наслаждаться собственным величьем
Без никаких на это оснований.

Да, беспощаден молох государев,
Уж так распорядился наш Творец —
Нет ничего вкусней для хищных тварей,
Чем мясо заблудившихся овец.

Жлобом и стервой быть диктует мода.
Чья злая воля в этом виновата —
Родиться средь великого народа,
А умирать среди неадеквата?

Чиповый висит над миром молот —
Оцифруют пипл аж со свистом!
Вот бы нашей сборной по футболу
Да вживить бы чипы футболистов.

Жизнь проста в мировой паутине,
Деньги есть — щёлкай мышь и глазей:
Сто рублей на таргетинг закинул —
Получил сто рублёвых друзей.

Рассмотри в микроскопе ночной суеты
Посредине волшебного лета
Скольких чудных мгновений лишаешься ты,
Не внимая твореньям поэтов.

Пронзают пули хитрых фокусов навылет,
Мы верим в чудо рукотворного дурмана,
Ведут туда нас моисеи цифровые,
Где вместо Бога — лишь иллюзия обмана.

Гнетёт творцов запретная печать —
Несём в народ пакеты строк бесценных,
Но их прочесть позволят нам со сцены,
Лишь если будем хлопать и молчать.

Притихли черноротые ворОны,
Попрятались свидомые маньяки —
Неплохо, чтоб министр обороны
Почаще был начальником атаки.

Война, холода, нет воды и сусЕк,
Могилы на детской аллее…
Чем дальше от фронта живёт человек,
И слаще обед и спокойней ночлег,
Тем он безнадёжно черствее.

Когда ребёнок от разрывов плачет
И меч булатный поднимает мать,
Пора свои костюмы от Версаче
На сталинские кители менять.

Пока страну не клюнет соловей,
Тот, кто народ использует по чину,
Жестокости и жадности своей
Найдёт и объясненье, и причину.

Пламя, водица и медь —
В прошлом, а в будущем — тризна,
Но не страшит умереть,
Жутко быть мёртвым при жизни.

В дни, когда я брехал в обессмысленном шуме,
Сотни рук поднимали мой лик к степенЯм,
Но когда я пытался людей образумить,
То толпа беспощадно хлестала меня.

Россию бьют — семь бед один ответ…
В какую тьму иль в гору держит путь она?
Я жить готов до девяноста лет,
Чтобы узнать, что будет после Путина.

Становлюсь с годами тише я,
Меньше слов в мехах баяна,
Каждый день — четверостишие —
Утешенье графомана.