Дряхлеет мой дружеский круг,
Любовных не слышится арий.
А пышный розарий подруг
Уже не цветник, а
Гербарий.

Вся история нам говорит,
что Господь неустанно творит:
каждый век появляется гнида
неизвестного ранее вида.

Спалив дотла последний порох,
я шлю свой пламенный привет
всем дамам, в комнатах которых
гасил я свет.

За все на евреев найдется судья.
За живость. За ум. За сутулость.
За то, что еврейка стреляла в вождя,
За то, что она промахнулась.

Увы нашей бренной природе:
стареем, ветшая, как платье,
и даже пороки проходят,
и надо спешить потакать им.

Заботы будней повседневны,
Мы ими по уши загружены,
И где-то спящие царевны
без нас окажутся разбужены.

Плодит начальников держава, не оставляя чистых мест; где раньше лошадь вольно ржала. теперь начальник водку ест.(И.Губерман.)

Когда по голым душам свищет хлыст
Обмана, унижений и растления,
То жизнь сама в себе имеет смысл:
Бессмысленного, но сопротивления.

Когда в семейных шумных сварах
Жена бывает неправа…
Об этом позже… в мемуарах
Скорбит прозревшая вдова.

В тюрьме я поневоле слушал радио
И думал о загадочной России:
Затоптана, изгажегна, раскрадена,
А песни — о душевности и силе.

***
Дыша неистовством и кровью,
Абсурдом и разноязычием,
Россия — трудный сон истории
С его кошмаром и его величием.

***
Моей бы ангельской державушке —
Два чистых ангельских крыла;
… показать весь текст …

Грешнейший грех-боязнь греха,
пока здоров и жив;
а как посыплется труха,
запишемся в ханжи…

Тянется, меняя имя автора,
вечная российская игра:
в прошлом — ослепительное завтра,
в будущем — постыдное вчера.

Господь, принимающий срочные меры,
чтоб как-то унять умноженье людей,
сменил старомодность чумы и холеры
повальной заразой высоких идей.

Творец дал женскому лицу
способность перевоплотиться:
сперва мы вводим в дом овцу,
а после терпим от волчицы.

Я вырос в романтическом настрое,
и свято возле сердца у меня
стоят папье-машовые герои
у вечного бенгальского огня.

Не верю в разум коллективный
с его соборной головой:
в ней правит бал дурак активный
или мерзавец волевой.

Судить человечество следует строго,
но стоит воздать нам и честь:
мы так гениально придумали Бога,
что, может быть, Он теперь есть.

***
Грешил я так во цвете лет,
гулял я так тогда,
что даже если ада нет,
я попаду туда.
***
Решит, конечно, высшая инстанция —
куда я после смерти попаду,
но книги — безусловная квитанция
на личную в аду сковороду.

На высокие наши стремления,
на душевные наши нюансы,
на туманные духа томления —
очень грубо влияют финансы.

Не буду желать я врагам во вражде,
Ночей под тюремным замком.
Но пусть они ходят по малой нужде —
То уксусом, то кипятком