Осень в соснах, иголки ковром шоколадным.
Стрекоза над водой, шмель, комар, в сентябре заблудившийся.
Шишки, выставив крылья, качают широкие лапы.
Ветер утром в тумане эссе о несбывшемся пишет.

Обнажаются линии-дУши деревьев, снимающих листья.
С каждым днём откровенность всё шире… Всё тоньше, прозрачней.
Клён — ладони из золота: время струится по линиям — магия, мистика.
Дождь ногами болтает в реке. Тишина. Уплывающий мячик…

Бывает, как будто всё —
Вот-вот упадёшь без сил:
Качает, знобит, трясёт,
Но крест — это крест… Неси!

Пока ты несёшь, ты жив!
Пока смотришь в небо, светел.
Пока нить в руках, вяжи…
Отчаялся — всё, ты пепел.

Есть что-то, обречённое на вечность:
Слеза ребёнка, мамы, старика;
«Люблю», глаза в глаза, случайность встречи,
Момент, когда касается рука

Другой руки, протянутой навстречу
Сквозь расстояние, пространство, сотни лет.
Есть что-то, обречённое на вечность.
Как звёзды, снег, как ветер… как рассвет.

Небо, как тесто. Ветер — кондитер.
Плюшки, витушки, коржи, круассаны.
Солнца апрельского тонкие нити.
Почки вскрываются. Птиц голоса.

Белой опарой вздыхают сугробы —
Вздуют пузырь и, шипя, оседают.
В доме открытая форточка хлопает.
Взмах. Потеплело. Попытка вторая.

Либо, всем рисковать, отдаваясь на волю Вселенной,
Либо, глупо согнуться бессмысленным знаком вопроса.
Либо, жалко скользить по верхушкам накрученной пеной,
Либо, быть для кого-то во тьме неразбавленным воздухом;

Незаметным глотком, возвращающим веру в себя,
Летним ветром навстречу у края разверзшейся бездны.
Бог смывает в утиль легион раскоряченных «я»
Ради тёплых Мгновений, не рвущихся к бирке «the best».

Ветер сегодня яблочный. Запах шарлотки с ромом.
Дождь в предпоследних листьях, как в золотых ракушках.
Снежные хлопья в облаке. Божья ладонь над домом.
Иней хрустит по контуру. Мёд с ароматом груши.

Это октябрь. Излёт. Дальше уже предзимье.
Дальше палитра белая — бережно, слой за слоем.
Дальше ноябрь — неловкий, добрый, печальный мим.
Ветер вот-вот изменится… Небо уже другое.

Из воздуха тугого, карамельного,
Крючком вытягивая солнечные пряди,
Весна плетёт в высоком небе карусели,
Рассвет по Млечному Пути к ней звёзды катит.

Здесь нет диодов и сухого электричества.
Здесь всё живое — крутится само.
На Горбунке сидит в цветах Её Величество —
В хрустальных туфельках и платье голубом!

Земля течёт, как тёмный шоколад,
Оттаявшим сантиметровым слоем.
Восточный Ветер шёпотом: «Пора».
Сегодня утро тёплое… другое.

Снег в апреле. Шопен. Белый Питер растерянно замер.
Чёрных клавишей нет, «чистый лист» вдохновенно звучит.
Капители Метель серебром вышивает на память.
У Казанского Северный Ветер в «Пироговой» печёт куличи.

В небе ангел в плаще горностаевом. Тишина Петропавловских стен.
На Фонтанке нахохлился Чижик, чистит выступ от свежего пуха.
Сжав зубами натянутый трос, лев бьёт лапой за каменным ухом.
Время. Вязнут замёрзшие стрелки. Купола. Снег в апреле. Шопен.

Искренно, от души мыслить:
Шёпотом, без тщеславия.
Верить, тянуться ввысь!
И до любви растаять.

Айсберг, конечно крепок;
Холоден, колок, стоек.
Крыльям же нужно небо,
Ветер, ржаное поле.

Выбор всегда за нами —
Взмахами или в клетках.
Всё-таки надо таять…
Таять до человека.

Ах, если б не было ни зависти, ни злобы;
Ни острых гребней, ни оскалов, ни когтей.
Ах, если б каждый человек хотел бы… мог бы
Добрее становиться и теплей.

Ах, если бы не грёб в карман лопатой.
Детей в ладонях к небу поднимал.
Не павианом был из зоосада,
А до любви, до Бога дорастал.

Свободен был от блеска, шелухи.
Шёл к свету, несмотря на чьё-то мнение.
Зимой синиц и снегирей кормил с руки.
Качал подросших внуков на коленях.
… показать весь текст …

Не знаю… но любовь не выдашь формулой;
Не объяснишь «за что» и «почему».
Не утрамбуешь в «правильные» формы.
Любовь — не цель, не приз и не хомут.

Любовью не жонглируют на пробу;
Не подчищают, нЕ анализируют.
Не примеряются, рассчитывая «чтобы».
Горчит порой… Ну, да — не фунт зефира.

Так, ведь «люблю» — не ради покорить.
«Люблю» — как лепесток весенней сакуры.
«Люблю» — путь в настоящее. Любить —
Полёт в любимую ладонь… Без «надо бы».

Солнце, как сверхновая горит,
Раскатало небо синей скалкой!
Раскраснелись в соснах снегири.
У синиц весенние считалки.

На столбах, как струны, провода
Собирают новые аккорды.
В водостоках белая вода.
Снег жуют ручьи-водовороты.

Тени — как чертёж большим рейсфедером.
Ели — как расправленные циркули.
Перспектива — линиями в Лето…
Скоро Май будильником затикает.

Июньское солнце скатилось в янтарную бездну.
Хрустальная звёздная пыль из Ковша моросит…
Ночь так коротка, что черничное платье не к месту —
В прозрачном шифоновом сари по белому краю скользит

В молочное тёплое утро, в рассвет, в откровение,
Когда позолоченный диск разгорается снова.
Июнь — время наших надежд в каждом шаге, мгновении.
Июнь — виноград, как мальчишка, в июль по стене разогретого дома.

И боль, и страх уметь принять без экивоков,
Что, мол, тому-то много проще, много легче.
Едва ли к счастью проскользнёшь на вдохе боком.
Смысл — человеком добираться до конечной.

Там разберутся что и как, кому и где:
Кто птиц кормил, кто набивал себе карманы;
Кто что-то делал (как уж мог), кто, лишь хотел.
Кто — нараспашку, кто — припудренным обманом.

Кто крылья небом наполнял, кто подрезал.
Кто расправлял, кто плотно стягивал бечёвкой.
…И, как с ресницы настоящая слеза
Вела в падении к последней остановке,
… показать весь текст …

Третьяковка: залы, тишина.
Время прикасается к холстам.
Кисть, шурша, скользит по кромке сна…
Ге, Куинджи, Врубель, Левитан.

Васнецов, Перов, Брюллов, Крамской,
Верещагин, Репин, Айвазовский.
Церковь, облако в полнеба над рекой.
Входы, выходы, дверные перекрёстки.

Вечностью пропитан каждый шаг.
Свет икон пронизывает стены.
Вот, бежит счастливая душа,
Вырвавшись из рёберного плена.
… показать весь текст …

Только свет и любовь, только жизнь, только крылья и вера!
Сошёл благодатный священный огонь!
И каждому будет дано его собственной мерой —
Даруемый шанс — по весенней воде босиком.

Тут, либо идёшь рядом с Ним, либо суетно тонешь
С бессмысленной связкой трусливых трясущихся «как?».
Ты, либо пустышка под красочной лентой в картоне,
…Ну, или свеча, победившая угольный мрак!

Февраль. Высокий снежный ворс метелью вычесан
Под новый слой белил, под мастихин, под кисти.
На лапах сосен Ветер иней вывесил
И это кружево пером стеклянным чистит.

В ковше Медведицы сидит счастливый Март —
Его весенняя пора ещё не скоро;
Снимает звёзды карамельные в карман,
А Время в Вечности седой вращает ворот.

Бог с летнего балкона смотрит светом;
Антоновка в ладони, хрустнул сочно!
Оправил пройденный январь в резной багет,
А вместо подписи поставил многоточие…

Как человека почувствовать — боль и тоску?
Как перестать поучать со своей колокольни;
Каждую мелочь трясти, как енот-полоскун
В рамках навязанной нами же «правильной» роли?

Как же понять, что другой — это Мир уникальный.
Сложный в своей простоте, оттого и неровный.
Что, понимая свой край, мы другой принимаем.
И, что сближает такие края, лишь любовь безусловная.

Похолодало. Осенний Ветер на пробу тронул кленовый лист.
Тепло уходит. Играют дети. Закаты гуще. Зарянок свист.

В калейдоскопе всё больше охры. В полях рассветы чарльстон танцуют.
Река синеет, оврагов вздохи. Дрожит туман. Облака-косули.

И в этой мраморной тишине душа, как кружево на просвет…
Кисть виноградная на стене… Краснеет. Августовский балет.

Метёт со свистом, снег юлой закручен!
В ладони Бога хлопья ветром сжаты!
Белила мартовские сыплются из туч,
Слегка смягчая ледяную угловатость.

Дробь барабанная игольчатым Дождём!
В глубоких колеях вода стеклянная.
А мы с тобой, обнявшись, Лето ждём… —
Весенний Инь под крыльями у Яна…