Ах, как плакали берёзы на погосте утром ранним.
Вниз, к земле, стекали слёзы. А на сердце ныли раны
от ушедших, и забытых, милых сердцу, и не милых,
битых жизнью, и не битых, в затерявшихся могилах.
Заросли полынь — травою все тропинки, все дороги.
По ночам лишь ветер воет песню грусти и тревоги.
И теперь на Радуницу будут ждать, как раньше ждали.
Только в пояс поклониться, вряд ли, кто придёт, едва ли.
Нет на картах, нет на планах: ни деревни, ни погоста.
Нет и тех, кто мог бы плакать — всё так просто и непросто.
И за них теперь берёзы плачут утром светлым, ранним.
Вниз к земле стекают слёзы и болят на сердце раны…

Чёрный выстрел «охнул» спозаранку.
подломилось белое крыло.
Сердце трепыхнулось у подранка
И к земле коряво понесло.

Глубину распахнутого неба
разорвал щемящий душу крик
и затих среди колосьев хлеба,
где поёт живительный родник.

Грациозно стая улетала.
Горделив и строен был полёт.
(но одна из белых птиц отстала —
приземлилась, где родник течёт.)
… показать весь текст …

Ах, как хочется в даль далёкую,
столь далёкую, столь туманную.
Где березонька одинокая,
Над могилкой склонилась маминой.

Где рукой лишь ветвей дотронешься,
с листьев слёзы на землю падают.
Отголоски далёкой звонницы
сердце песней своею радуют.

Там где небо для всех распахнуто
глубиной, синевой пронзительной.
Где дыханье земли от пахоты,
к солнцу тянется, упоительно.
… показать весь текст …

Что же ты калина красная гроздья спрятала в снегу.
Позабыть хотел напрасно я, не сумел, и не смогу
поцелуй пьянящей горечи, синих глаз бездонных взгляд.
Как вдвоём гуляли до ночи. Снег скрипящий. Звездопад.
Помнят губы горечь сладкую, а глаза туманный взор,
встречи частые украдкою ночью снятся до сих пор.
Ты не прячь калина красная гроздья спелые в снегу.
Позабыть хотел напрасно я, не сумел, и не смогу…

Дрожала в небе синева под звон полуденного зноя.
Застыли на губах слова от чувства мира и покоя.
Внимала радостно душа, звонкоголосой песни вторя,
что слушал я, едва дыша, теряясь в соловьином хоре.
Как жаль, что было так давно и вряд ли будет повторение,
но рад безмерно всё равно, что видел это я творение.
Берёзки белоствольный лик сиял в воде озёрной глади…
Ах, до чего чудесный миг! Господь коснулся и погладил…

Утро радужно-искристое от росинок — божьих слёз,
Соловьино-голосистое — всё в ромашках вдоль берёз.
Сторона моя, сторонушка — край сибирских горных рек!
В родниках, на самом донышке каждый камень — оберег.
Словно бабка — богомолица притулилась, на скале
за всех нас берёзка молится, может даже обо мне.
Ты молитвой своей праведной разгони тоску, печаль.
Может, делал что неправильно, а того не замечал.
Нынче я счастливый вроде — всё нашёл, хоть не спешил.
Понял то, что Беловодье — состояние души!
Состояние, не место, где росинки божьих слёз,
где Белуха как невеста и ромашки вдоль берёз.

Белуха — гора Алтай.
… показать весь текст …

Белый храм на крутом берегу, словно крылья расправила птица,
перед взлётом на полном бегу, прежде чем оторваться и взвиться.
Ивы смотрят на ласковый плес, наклонив свои головы нежно.
И кудрявятся листья берез, не теряя на счастье надежды.
В легкой дымке тумана трава замерла в предрассветном дурмане…

Ты права! Ты конечно права, — сердце скажет — оно не обманет.
Ключевая вода холодна, а родник так пронзительно звонок.
Для меня ты, навеки, одна среди многих забавных девчонок.

За годами уходят года. Вспоминаются дальние дали.
Тот же самый рассвет как тогда, что с тобою вдвоём мы встречали.

Белый храм на другом берегу, словно крылья расправила птица,
… показать весь текст …

«Тебе я не позволю плакать, ни светлым днём, ни ночью тёмной.
Сегодня снег, а завтра слякоть… Терпи! Ты тоже, брат, бездомный" —
Шептали треснутые губы совсем озябшему котёнку…
Порой душа в одежде грубой своё тепло скрывает тонко.
И мокрый нос прижался к телу в лохмотьях выцветших и грязных
А сколько их, заиндевелых? Теплом родных, а внешне разных.
Мороз и снег — всё быстротечно. Фонарь устал от ветра брякать!
Ушли вдвоём куда-то в вечность. Тебе я не позволю плакать…