важными были, остались в разряде «важны ли»,
чертим круги из законов, ошибок, долгов.
люди уходят, ведь люди всегда уходили,
город пронизан
пулями их шагов.

ещё несколько зим и закончатся в городе люди.
берегите друг друга. всё будет. когда-нибудь будет.

а так бывает — когда с поличным
поймают, выколотят признание:
я превращаю тебя с свой личный
синдром навязчивых состояний.

и я хожу по кофейням, блинным,
по крематориям, по аптекам:
уж если клин вышибают клином,
то вышибают ли человека

другим, ни капельки не похожим
на тех, кто строит, а после рушит?
уж если клин вышибают, может,
рецепт подходит, чтоб выбить душу.

хватает невыброшенного фото,
песни, похожей блузы смешного кроя,
и обрывается внутри что-то
настоящее
и живое.

привычно взглядом цепляю лица — тоска, улыбка, опять тоска…
мне то не пишется, то не спится (и не живется наверняка).
а ты, по-прежнему, пахнешь югом и ветром, хлещущим по щекам.
ты помнишь солнца горячий круг и вино в бутылках для молока,
халву, завернутую в газету, и препирательства до зари?
мы были молоды и одеты, как сумасбродные дикари.
когда же память сотрет столица до состояния порошка…
тебе, я знаю, отлично спится.
живется тоже, наверняка.

так пахнет лето — мятой и абрикосом;
звёзды — у пола, здания — высоки.
я не верю словам, мимике и вопросам —

нет ничего надежней твоей руки.

проблемы — выдуманы и мнимы,
обиды — смутны и далеки.

любые беды преодолимы,
раз я касаюсь твоей руки

Пусть зима обернется худой никотиновой осенью,
пробежит по рукам нескончаемой сеточкой вен.
Мы кого-то когда-то оставили, предали, бросили
среди зверски разрушенных и разрисованных стен.
У меня на ладони рубцы от пера раскалённого:
невозможно молчать, когда осень диктует стихи.
Я тебя рисовала словами, такого влюбленного
в это мрачное небо и серые с виду дожди.

И портрет получался, пожалуй, немного готическим,
нарушали картину чужие цветные зонты…
Ты был Маленьким Принцем с приличным запасом наличности,
с переходом на личности и с переходом на ты.
… показать весь текст …

не страшат бутылочки и пелёнки,
и внушающий трепет семейный круг.

так прекрасно хотеть от него ребенка,
а еще прекраснее —
сразу двух.

такие, как ты — обычно становятся королями
и солнце танцует в прядях твоих волос.
такие, как я — бьются о стены лбами,
не очень удачные копии Бриджит Джонс.

пока ты будешь искать стратегии, строить планы,
я буду с шиком всё основательно разрушать.
мой дар единственный — штопать свои же раны,
крошить посуду и без повода стиховать.

ты пьешь крепкий кофе, я — ярый поклонник чая.
пока ты устало смотришь и хмуришь свое чело,
я словами плююсь, отчетливо понимая —
ничего у нас не получится. н и ч е г о.

такие всю жизнь рвутся из клетки в клетку,
от принцев до эльфов, от королей до каев.
я привыкаю к людям настолько крепко,
насколько ко мне эти люди
не привыкают.

Ты помни, что жизнь не в рюмке и табаке;
она поместилась в теплой твоей руке
и в выцветших фото,
и в трещинах на полу.

Жизнь в каждой прогулке пешей по вечерам,
в ночном пересмотре стареньких мелодрам.
И в том, что ты сможешь,
и в том, что я не смогу

А если приснятся кошмары, дурные сны,
что больше не будет моей и твоей весны,
то знай — на столе
еще мой неостывший чай.
… показать весь текст …

Что будет, если излечат раны, увечья, вывихи и порезы?
На счастье лопнет пяток стаканов, и взгляд на мир превратится в трезвый,
седой, расчетливый и спокойный. Всё будет чинно, пристойно, гладко…
Ты помнишь, как заходясь от боли, мы разрушались? а как украдкой
виски сжимали ладонью тёплой? Но даже если весь мир расправить,
погладить скатерти, вымыть стекла…
У нас внутри
прорастает
п, а м я т ь.

замарали февраль дожди,
блики в синем тумане — блюдцами.

ничего никогда не жди —
и оно
непременно
сбудется.

я в новом пальто, растерянности, тисках.
устало твержу, что нет ни ума, ни силы.
а он говорит, как красива моя тоска
и чтобы я
почаще её носила.

зима изрешетила, мы сейчас
лежим у моря, лижущего скалы.
мы выжили, но выжато-усталы
и это лето, стало быть, для нас

случилось панацеей и излечит
ото всего, во что вгоняла жизнь.
ты говоришь — а ну перевернись,
а то сгоришь и будешь ныть весь вечер.

будь маяком на песчаном пляже,
небом, концом войны.
будь кем угодно, как карта ляжет,
главное — будь моим.

чем спасаются птицы, которых не взяли на юг?
покупают плацкартный билет в самый маленький город,
шею кутают в шарф, прячут нос под застегнутый ворот…
если правильно выстроить буквы — получится круг

из работы, друзей, гололёда, удачных пари
и неношеных платьев, струящихся так по французски…

ветер будет швыряться билетом по улицам узким,
когда птица задвинет на клетке засов изнутри.

мой безнадежный город всю ночь без сна,
я остаюсь дефектами киноплёнки.
боль забывается. вертятся шестерёнки.
я заживаю. люди живут. весна.

мир полон одежды, заполненной мясом,
стремящейся по делам.
одежда работает, плавает брассом
и прячется по углам.

одежда сидит в институтах и школах,
еще — на рабочих местах.
боится одежда пролитую колу,
затяжки на рукавах.

одежда теперь обожает бумажки,
счета, интернет, телефон.

я стала обычной усталой рубашкой,
… показать весь текст …