«Нам уже два» — так я обычно отвечаю последнее время на вопрос, сколько Артему лет. И порой вижу непонимание и даже раздражение в глазах некоторых. «НАМ уже два, — так и передразнивают меня эти глаза, — лично ВАМ, Олег, уже под восемьдесят, судя по мешкам под глазами». Но эта фраза на удивление точная. Ты можешь гордиться, кичиться, пенять, доминировать своими годами, но на самом деле тебе ровно столько лет, сколько лет твоему ребенку. Ты проходишь каждый его возраст вместе с ним, повторно, только на этот раз — с открытыми глазами. Твои двадцать, тридцать, сорок сейчас бесполезны. А некоторые папаши и мамаши действительно верят в то, что их детки — это просто такие недоразвитые взрослые, и пытаются заставить двухлетних вести себя как тридцатилетние. Не приведи Господь, чтобы у них получилось. Снова проходя жизнь на корточках вместе с двухлетним, ты вдруг понимаешь, что твои двадцать, тридцать, сорок — это просто пестрые обои, наклеенные на пустоту.

В туалете модного ресторана стал свидетелем странной сцены.
Я мыл руки, когда вошли двое. С виду мои ровесники. Один, тихий, встал у соседней раковины и спокойно намыливает, второй, шумный, вертится перед зеркалом и буквально кудахчет, обращаясь к своему приятелю:
— Серега, что за хрень, а? Почему она ни капли не изменилась? Как была, так и осталась. Ведьма!
Шумный попытался зачесать поперёк лысины две волосинки из двух возможных, но получилось ужасно, как всегда в таких случаях — будто двойная разделительная полоса между лбом и затылком.
— Посмотри! Глянь! Так лучше? — спросил он у тихого.
Тихий утвердительно кивнул, хотя я отлично видел, что он даже не смотрит.
— Так! Все! К черту! Давай сюда свой галстук! Boss свой Hugo долбанный давай.
И с этими словами шумный вырвал у тихого из-под воротника галстук, а ему всучил свой. И порывисто выбежал из сортира.
Тихий заметил в зеркале мой недоуменный взгляд и сказал:
— Встреча выпускников. Увидел свою бывшую любовь, бедолага.

Поехал Артем на машине по делам. Срочно ему понадобился новый принтер, сами понимаете. Куда полуторамесячному без принтера. Пока мы двигались, малыш спал. Но тут образовалась пробка, и он начал капризничать. И решил я его укачать по-своему, по-пацански. Пробка еле тащилась. Так вот, я немного отпускал машину впереди, а потом подъезжал к ней, постоянно чередуя педали газа и тормоза. Авто дергалось, покачивалось, как прокачанная тачка у рэпера, — сынок от вибраций дремал.
Вдруг начал я замечать, ч…
… показать весь текст …

Рай — это такая новая родина, куда переезжают наши любимые.
Последнее время часто думаю об этом рае. Так хочется верить, что у Бога есть нагрудный карман, и все они, наши любимые, там.
Чем меньше здесь остаётся любимых, тем больше мечта о рае. Иногда просто так прямо посреди будней ни с того ни с сего вдруг улыбнёшься и скажешь самому себе про кого-то «ещё увидимся».
Там, за облаками, рай, конечно, огромен, нерушим, необъятен, но это там, а здесь он хрупок. Эта наша мечта трепещет тонким свечным пламенем на злом ветру, и так легко ее потерять. Каждое горе норовит ее у нас отнять.
Но любовь сильнее горя. Ведь, горюя, мы горюем о себе, а любовь больше нас. Это чувствуют все любящие. Любовь не в твоём сердце — она в воздухе вокруг. Ты паришь на волне тёплого воздуха. Ты левитируешь в пространстве сквозь разлуку.
Наша любовь — самое надёжное доказательство бессмертия наших любимых. Любовь — это напоминалка в календаре. Любовь — это обещание встречи.