Детей у них не было, видимо, Бог не дал,
а может, не больно хотели, хотя сначала
она колыбельку частенько во сне качала.
Потом перестала. Устала. Прошли года.

Он стал ей и мужем, и сыном, но вышел срок,
и он не проснулся обычным осенним утром.
Она на поминках не плакала почему-то.
Друзей проводила, защёлкнув дверной замок.

Отчётливо зная, что утром к нему уйдёт,
легла на кровать, примостившись привычно с края.
И вспомнила вдруг, окончательно засыпая,
что завтра голодным останется рыжий кот.
… показать весь текст …

Наш ключ от дома спрятала трава.
Он заржавел давно уже, наверно.
Я был не прав. Ты тоже не права.
А дома не коснулась эта скверна.

Пусть мы его оставили пустым.
А он всё ждёт, надеется на чудо…
В окошке свет. Труба пускает дым.
И нам с тобой рукой подать дотуда.

Не надо! Помолчи! К чему слова?
Шажок, другой к утраченной надежде.
И расступилась жухлая трава.
И ключ в дверной замок вошёл, как прежде.

Что ты, девочка, не дрожи, не ломай голубые пальцы. Это просто старуха-жизнь полотно небелёной лжи растянула на старых пяльцах. Он тебе, говоришь, не лжёт, просто вас разлучили люди. Ах ты, милая, знать бы брод, ломок первый осенний лёд, а тепла до весны не будет.
Кто его караулит? Мать? Ну, давай телефонный номер. Как назвать его, как позвать…
Мне сказали:
— Исчезни, ***, он для вас, потаскушек, помер.
Тише, девочка, не дрожи. Это поле — не поле битвы. Значит, больше не ворожи, спрячь подальше свои ножи, иглы, игры, таблетки, бритвы. Умер, стало быть — хорони! Проживи эту боль, как ломку. Знаешь, годы летят, как дни. Ты за шкирку себя возьми, ты — сама для себя соломка.
Ты — сама для себя вокзал, самолёт и дорога в небо. Ты забудь всё, что он сказал, губы, руки, его глаза. Ты реши, что он просто не был. Слёзы, девочка, не в цене. И цена у любви иная.
Он придёт. И не раз. Во сне.
Ты поверь, дорогая, мне. Потому что я знаю.
Знаю.

Вот так живёшь, не зная горя,
в уюте свитого гнезда,
а сыновья в любовь, как в море,
взрослея, канут навсегда.
Останется в льняной тряпице
по прядке мяконьких волос,
да по ночам порой приснится
облупленный в веснушках нос,
кровь на ободранной коленке
и виноватое «прости»…

Другим снимать с варенья пенки.
А ты расти сынов, расти.

Я в тебе продолжаюсь, в тебе прорастаю
безоружной улыбкой, смятением глаз,
и веснушек моих перелётная стая,
словно осень с весной, перепутала нас.

Поворот головы и порывистость жеста,
и внезапная ярость, случайная грусть —
всё, до капли, моё, и какое блаженство
знать, что я никогда на Земле не прервусь,

не исчезну, в пучине беспамятства сгинув,
и не выльюсь в холодную стылую медь!
Знаешь, сын, вырастай поскорее в мужчину:
очень хочется внуков увидеть успеть…

Я родом из прошлого века,
мы жили достойно и просто,
не зная бессонниц тревожных
от мыслей о завтрашнем дне
и были ценой человека
не степень карьерного роста,
не толстый бумажник,
и всё же, мы счастливы были вполне.
Я родом из прошлого века,
там ездили мы на трамвае
и даже во сне не мечтали
когда-то купить «Жигули»,
ходили мы в библиотеку
и плакали, слёз не скрывая,
… показать весь текст …

Окольцованные бытом, наши кони бьют копытом, и по кругу мчатся кони от судьбы и за судьбой.
Карусель скрипит и стонет, догоняют счастье кони, догоняют — не догонят на дороге кольцевой.
В клочьях пены, в гривах гнева, радость — справа, горе — слева, под атласной кожей ходят злые мышцы ходуном.
Набирая обороты, до икоты, до ломоты пролетают наши годы в диком посвисте хмельном.
Им бы в травы луговые, им бы выгнуть гордо выю, мордой в тёплые ладони, да на чистый водопой…
Окольцованные бытом, наши кони бьют копытом и по кругу мчатся кони от судьбы и за судьбой.

Вода восходит до небес
и вновь торопится спуститься
затем, чтоб всё-таки воскрес
росток под снежной плащаницей.

Дожди идут наискосок
и возвращаются по кругу
туда, где радуга в висок
уткнулась пойменному лугу.

Подрагивает тонкий мост,
парит знамение завета.
И кажется, что очень прост
путь до зимы сквозь дебри лета.

Её потери — горе от ума.
Куда ж его девать — в карман не спрятать.
Могла — так отдала бы задарма?
Жила себе спокойно — лаптем лапоть.

Без тягостных сомнений, налегке,
Ложилась спать, не слушая тревожно,
Как ёрзает под утро ключ в замке,
И радостно толстела от пирожных.

Так нет же, испекла железный хлеб,
Семь пар сапог чугунных износила.
Бал отгремел, а Золушка — в золе,
И, кажется, под осень тают силы.
… показать весь текст …

Ты помнишь пальцы ловкие отца,
когда они, подрагивая часто,
крепили к леске шарик из свинца
и мятый поплавок из пенопласта.

И ты дождаться мог едва-едва,
когда наступит снова воскресенье,
и встанет, наконец, опять Нева,
назло зиме, промозглой и осенней.

Ты шёл с отцом на первый синий лёд
и, синим носом шмыгая счастливо,
мечтал, как мать когда-нибудь поймёт,
что папка — он и добрый, и красивый.
… показать весь текст …

была подруга ближе мужа
была сочувствия полна
теперь её подруга мужу
жена

***

любил ходить он на охоту
уверен что жена строга,
а у жены другое хобби
рога

***
… показать весь текст …

А счастье досталось ей злое:
не в нос ему, не по нутру
ни в мелкий цветочек обои,
ни кофе в постель поутру.
Всё рвется из клетки куда-то,
зубами скрипит по ночам.
У счастья замашки солдата
и синий осколочный шрам.
Оно умирает от скуки,
заслышав стихи…
И плевать:
у счастья надежные руки,
не страшно его отпускать,
поскольку обратно без зова
… показать весь текст …