сколько нас таких, утонувших вдруг? захлебнувшихся декабрём? старый год умирает, мой юный друг, разве вспомним потом о нём? как зима забиралась в колючий шарф, целовала тебя в висок… ты выходишь во двор, никуда не спеша, и подводишь опять итог: ничего не осталось в сыром нутре — ни влюблённостей, ни огня, будто разом прозрел, постарел, сгорел, будто выцвел и полинял. будто в самой грудине завёлся сплин — ледяной белоснежный ком. ты выходишь из дома. совсем один. но от этого — так легко… никаких тебе рук, что ласкают и врут, никаких тебе глупых клятв, потому что привязанность — это спрут, и в укусах его — лишь яд. потому что привязанность — это хмель, это узел, хомут, клеймо. это бойня, расстрел, самосуд, дуэль. это город, больной чумой. так что слава зиме, вымывающей хворь, словно пенистый океан. забывай это всё — не лелей и не холь, не тревожь заживающих ран.
всё проходит. и вечер опять горит светом окон, чужих гирлянд. и дома будто в пепле, и снег летит, и случайный прохожий — пьян. сколько нас таких, утонувших тут? захлебнувшихся декабрём? ты идёшь, но меняется твой маршрут — с каждым годом и с каждым днём.