ВСТРЕЧА
Под ногами псковская земля,
Город тих, в кольцо столетий сжатый.
Ленточка с тисненьем корабля
Чрезвычайно нравится девчатам.
И идет моряк через вокзал,
Славою балтийскою отмечен, —
Голубые чистые глаза,
Молодой, большой, широкоплечий.
Вечереет. Голубее тишь.
Парень обращается к старушке:
«Как бы мне в Тригорское пройти,
В те места, где жил и думал Пушкин?» —
«Да откуда ты, хороший мой?» —
«Далеко, мамаша, с синя моря».
-
«Ты иди, сынок, тропой прямой
Вверх на холм, а там направо вскоре».
Ускоряет легкие шаги.
Так идут, товарища встречая,
До того, чьи песни дороги
И летят над волнами, как чайки.
Лодка шла под свод глубин глухих,
Отдых был от гнева урагана.
Вся команда слушала стихи
О весне, о Ленском, о Татьяне.
Времена остановили бег —
И сквозь шум и пену бури рвущей,
Как товарищ, приходил в отсек
Смуглокожий и курчавый Пушкин.
А потом в морскую голубень
Снова шли беречь поля и воды
Той страны, что грезилась тебе
Матерью сияющей свободы.
Старый парк, дерновая скамья…
Глянул вниз, где «Сороти извивы»,
Ленточки взвиваются стремглав.
Вечер нависает над обрывом.
Может, сохранила тишина
Дрожь созвучий голоса поэта,
Может, эта старая сосна
Пушкина ладонями согрета?
Так идут минуты не спеша,
Как разливы песни непропетой,
Краснофлотца смелая душа
Радостью свидания согрета.
И тогда, на край обрыва став,
Под закатной безграничной высью,
Говорит он долам и лесам
Пушкиным взволнованные мысли:
«Александр Сергеич! К этим скатам,
Делегатом от морских ребят,
Я пришел издалека, с Кронштадта,
Чтоб сказать, как любим мы тебя.
Каждый томик твой, добытый нами,
Бережем, в моря уходим с ним,
Жизнь твою и дум высоких пламя
Мы любовно в памяти храним.
И, услышав звоны слов поющих,
Видя строк серебряную нить,
Мы учились чувствовать, как Пушкин,
Чтобы крепче Родину любить.
А потом… Храпят и рвутся кони,
Синеват снегов февральских цвет,
Поднимают подлые ладони
Наведенный точно пистолет…
Только как бессмертное разрушить?
Только как великое убить?
Ты воскрес для нас, любимый Пушкин,
Чтобы с нами петь, бороться, жить».
Вечереет. Горизонт топазов.
Догорает псковская земля.
И идет к заре голубоглазый
С броненосной Балтики моряк.
1935

ВЕСЕННИЙ СОНЕТ
Усердье солнечной работы,
Ветров стремительный полет —
И под мостом круговороты
На волю вырвавшихся вод.
И льдины, хрупкие, как соты,
Уже Нева о камень бьет,
Гудков пронзительные ноты
Летят до солнечных высот.
Сверкает пламя автосварки,
И покрывает сурик яркий
Сталь прочеканенных бортов.
И, созданный наукой точной,
Корабль покинет стапель прочный,
К походам и боям готов.
1939

РОЖДЕНИЕ СТИХА
Расплавленный металл стихотворенья,
Бесформенность пылающая строчек…
Я открываю напряженно лист —
Кипучей лавой образов и речи
Разбрызгивая искры вдохновенья,
Поток стихов сверкающе стекает
В законченную строгость формы
И, твердостью упругой наливаясь,
Надежной сталью в рифмах застывает.
Я зажимаю теплую отливку
В тиски тугие критики жестокой
И первый шлак и корку слов ненужных
Решительно зубилом обрубаю.
Я ощущаю крепкую весомость
Строки стиха, отлитой ныне мною,
Как инструмент, годящийся к работе,
Как лезвие, отточенное к бою,
И стих готов, возьми его, товарищ!
Работай с ним уверенней и крепче,
В цеху, в труде,
А если будет нужно,
Ты перелей его слова на пули
Или на сталь гремящего снаряда,
Чтобы слова взрывались и с разлета
Осколками пылающими били.
1940