В палате умирает офицер…
Врачи снуют и шепчутся растерянно.
Решение: принятье срочных мер,
Последний шанс, последний — не потерянный…
Был месяц в коме молодой старлей,
Вернее — плоть, изрытая гранатою.
Одиннадцать легло богатырей
Под полностью разрушенной заставою,
А он один, оставшийся в живых,
В бреду кричал, что бойня не кончается,
Лишь под наркозом, наконец, затих…
И, улыбнувшись, вымолвил: «Красавица! «…
Никто не понял этот тихий зов,
Понятно: бред, сказал непреднамеренно…
А он уже не слышал докторов,
И острый скальпель впился в плоть уверенно…
* * *
В посёлке появился новый пёс,
Вернее — псина — уши, хвост, как водится,
Но в ранах бок, нет на спине волос,
Да… не собака — чистая уродица…
Вот ковыляет, лапу волоча,
Оближет раны и лежит бессильная.
Питалась бросом, так, по мелочам,
А ночью выла — ну… тоска могильная…
Уродицей её и нарекли,
Ругали, гнали и, порой безжалостно,
Её изживали люди, как могли,
А то плеснут ей вслед помойной гадостью,
Она терпела… с жалобой к кому
Пойдёт собака — тощая, убогая?
А ночью она выла потому,
Что жизнь была с ней через меру строгою…
* * *
«Так, он спасён?! «- воскликнул генерал, —
«Спасибо Вам, профессор, преогромное! "
«Мой сын живой, и кризис миновал «, —
Дублировал он в трубку телефонную.
И не было счастливее отца
В тот день во всей Вселенной обитаемой,
Вторая жизнь для сына — молодца,
Подарок свыше, долго ожидаемый…
Не медля генерал завёл свой «Джип «:
«Скорее к сыну, повидаться, встретиться! «,
Нажал педаль, рукой к рулю прилип —
«Какое счастье! Даже и не верится! "
На полпути внезапно тормознул,
Подумал, что виденье надвигается,
Но, приглядевшись, радостно вздохнул,
И, улыбнувшись, выкрикнул: «Красавица! "
* * *
Её нашли издыхающим щенком —
Разбита лапа, с голоду не лается,
Кормили и лечили всем полком,
И имя дали нежное «Красавица «…
Любимицею стала у солдат,
В свободный час — утехой и забавою,
Особенно её любил комбат,
А сын его командовал заставою…
И часто, прихромав к передовой,
Считая своим долгом обязательным,
Она, как наблюдатель — рядовой
Смотрела вдаль внимательно — внимательно.
Потом старлей её рукой трепал,
И точно знал: ей очень это нравится,
Какой восторг — он в ухо ей шептал:
«Красавица, Красавица, Красавица «…
* * *
В один из дней случилось всё не так:
Старлей был строг, не гладил по привычному,
Собака ощутила — это знак,
Случилось что — то… что — то необычное…
И вот… зашевелилась полоса
На склоне гор, среди деревьев, в просини.
Чужие загалдели голоса,
Завыли миномёты, загундосили.
Разрывы — поначалу вдалеке,
Потом всё ближе, метче и накладистей,
Двенадцать залегли на бугорке,
Отстреливаясь от незваной напасти,
Тринадцатая, сжавшись вся в комок,
Скулила, толь от страха, толь от жалости.
Секунды — свист, внимание, прыжок…
И стихло всё, растаяв в безвозвратности…
* * *
«Нельзя с собакой, да ещё с такой! «, —
Кричала медсестра, смотря с тревогою.
«Да не собака это, а герой! «, —
С ней спорил генерал, неся убогую. -
«Он должен её первой увидать,
Тогда посмотришь, сразу же поправится! "
Сестра успела только лишь сказать:
«Профессору такое не понравится! "
А в это время, приходя в себя,
Старлей, дыша под маской кислородною,
Увидел бой и линию огня,
Гранату рядом противопехотную,
И несколько сосчитанных секунд
До взрыва… мысли: закричать иль каяться…
И до того, как вверх взметнулся грунт,
Собой его накрывшая «Красавица «…