— Шаман!
Негромко позвал вождь.
Ответа не последовало. Вождь осторожно взялся за краешек шкуры, закрывавшей вход в пещеру, и потянул.
— Шама-ан!
Повторил он.
— Шаман, ты тут?
В пещере завозилось, зашуршало, зачавкало губами, потом из дымной полутьмы донеслось недовольное:
— А где еще мне быть?
— Я тут это…
— Заходи внутрь.
Перебил его голос шамана.
— Тепло не выпускай. Небось, не май месяц на дворе.
Вождь боком протиснулся в пещеру, заморгал, пытаясь привыкнуть к слабому свету костра, разведенного под глиняным горшком.
Шаман сидел на грязной шкуре, расстеленной в дальнем углу пещеры, позевывая и протирая кулаками глаза.
— Я разбудил тебя, шаман?
Ужаснулся вождь.
— Прости меня, пожалуйста…
— Я не спал.
— Просто сейчас середина дня, я думал…
— Сказал же — я не спал!
Рявкнул шаман и широко зевнул. — Я размышлял. Чего тебе нужно?
Вождь замялся.
— Я тут подумал…
И замолчал, смущенно ковыряя пол пещеры большим пальцем ноги.
— Ну, молодец.
Похвалил его шаман.
— Делай так почаще, это хорошее хобби.
— Чего?
Переспросил вождь. Он быстро заморгал, мохнатые брови сошлись у него над переносицей, что было верным признаком усиленной работы мысли.
— Неважно
Отмахнулся шаман.
— Все равно не поймешь. Это все?
— Не…
Сказал вождь, запуская палец в нос.
— Я это, чего подумал: вот мой отец был вождь племени, так?
Шаман пожал плечами.
— Ну, более или менее.
— И мой дед был вождь племени, верно?
— Тебе виднее, я вас всех не запоминаю.
— Вот именно, шаман. А ведь и до них были вожди!
И никто их уже не помнит.
Я спрашивал племя — моего отца еще смутно помнят, особенно женщины.
А деда даже старухи не вспомнили, память у них уже не та.
Ну, а тех, что до деда были, и вовсе никто не знает.
А ведь, должно быть, мудрые были вожди, сильные, славные! А?
Палец вернулся из ноздри с добычей, вождь критически ее осмотрел и вытер о набедренную повязку.
Шаман вздохнул.
— Очень мудрые.
Подтвердил он.
— Так вот.
Продолжал вождь.
— Я и подумал: а если меня мамонт на охоте затопчет, или я с дерева упаду?
Шаман снова передернул плечами.
— Было бы неплохо.
Буркнул он себе под нос.
Вождь быстро замотал головой, грязные волосы разметались вокруг его головы.
— Я не о том.
Сказал он.
— Что, если и меня племя забудет? Вот, помру я, пройдет время, и никто не вспомнит?
Шаман кивнул.
— Ага.
Сказал он.
— Что «ага»?!
Взвился вождь.
— Я тут вождь или хвост коровий?
Шаман внимательно осмотрел вождя, пожевал губами.
— Вождь. Неохотно признал он.
Вождь кивнул.
— Ну так вот
Сказал он.
— Хочу, чтобы меня помнили.
Хочу, чтобы внуки моих внуков говорили:
— «Вот, был вождь Угу, самый лучший вождь племени».
Шаман вздохнул.
— А от меня-то что требуется?
Спросил он.
Вождь смущенно почесался под набедренной повязкой.
— Ну…
Неуверенно сказал он.
— Ты это… Наколдуй чего-нибудь. Ты же все можешь.
Шаман потеребил бороденку.
— Это трудно…
— Пять бизоньих шкур.
Поспешно сказал вождь.
— Хм-м-м…
— И нога антилопы.
Шаман кивнул.
— Ну и большой горшок для варки мяса, разумеется.
Произнес он задумчиво.
— Пусть твоя жена принесет его завтра. Проследи, чтобы она не забыла наполнить его вареным мясом.
— Конечно.
Кивнул вождь.
— Значит, сделаешь?
Шаман важно кивнул.
— Конечно. Но это еще не все. Нужно, чтобы ты выполнил кое-какие ритуалы…
— А без этого нельзя?
Забеспокоился вождь.
— Может ты как-нибудь сам? Постучишь в бубен, поколдуешь, а?..
— Я-то постучу.
Сурово ответил шаман.
— Кого люди должны запомнить, тебя или меня?
— Меня.
Уныло признал вождь.
— Ну так слушай сюда.
Сказал шаман, загибая на руке палец.
— Во-первых, нужны открытые голосования.
— Чего?
— Голосование. Обряд такой. К примеру, ушли олени на юг. Выходишь к племени, говоришь: голосуем!
Кто хочет перекочевать на юг, за стадами оленей, поднимите руку. Потом считаешь руки.
— Э-э…
— Я сам посчитаю, ясно? И тебе скажу. Если поднятых рук много, говоришь: большинство проголосовало «за», значит, кочуем.
— Так ведь это… Если стада уйдут на юг, нам и так придется следом идти. Зачем это… как его… голое сование?..
— Сказал же: обряд такой!
Рассердился шаман.
— А ЛЮДИ ПОТОМ СКАЖУТ: —
МУДРЫЙ ВОЖДЬ С НАРОДОМ ПОСОВЕТОВАЛСЯ. НИКТО И НЕ ПОЙМЕТ, ЧТО ВЫБОРА НЕ БЫЛО.
ДА И ВООБЩЕ, СДЕЛАТЬ МОЖНО ПО-СВОЕМУ,
ГЛАВНОЕ.ЧТОБЫ ГОЛОСОВАНИЕ БЫЛО
— А-а-а…
Почесал в затылке вождь.
— Понял.
— Ничего ты не понял.
Сказал шаман.
— Просто делай, как я скажу.
Он загнул второй палец.
— Слушай дальше. Всем старикам, кто не может охотиться, назначишь пенсии.
— Чего?
— Пенсии, говорю.
Повторил шаман.
— Тьфу… Кормить стариков мясом надо. Всех, даже тех, кто уже ходить не может.
— А ЧЕГО ИХ КОРМИТЬ?
Удивился вождь.
— БЕРЕШЬ КАМЕНЬ ПОБОЛЬШЕ, ХРЯСЬ И НЕ НДО НИКОГО КОРМИТЬ…
— Это пенсия, осел.
Оборвал его шаман.
— Колдовство такое.
Вождь открыл было рот, чтобы возразить, но шаман уже продолжал:
— И в-третьих…
— Сколько же у тебя этих пальцев.
Обеспокоенно сказал вождь.
— Это самое важное.
Сказал шаман.
— Ты сейчас от всей добычи берешь себе половину, так?
— Ага.
Кивнул вождь.
— Я же вождь!
— Вот,.
Сказал шаман.
— А с сегодняшнего дня бери поровну со всеми.
— Это еще зачем?
Не поверил ушам вождь.
— За деревом!
Огрызнулся шаман.
— Чтобы люди думали, что ты щедрый и справедливый.
Вождь нахмурился, слова шамана показались ему зловещими, хотя смысл от него ускользал.
— Через какую-нибудь пару лет.
Продолжал шаман.
— Люди будут тебя обожать. Хорошего вождя люди сами захотят помнить.
Возьмут каменный топор, высекут на скале твой портрет, подпишут:
— «Угу, самый лучший вождь племени».
Я потом придумаю письменность, может, на той неделе, чтобы можно было подписать…
И уж тогда тебя никто не забудет.
— Никогда?
Недоверчиво спросил вождь.
— Никогда.
Пообещал шаман.
Вождь задумчиво пожевал губами.
— Ждать уж очень долго.
Сказал он.
— Ну, а ты как хотел?
— Побыстрее бы…
Шаман вздохнул.
— Иди. Сегодня назначаешь пенсии, завтра — устроишь голосование. Про добычу не забудь: со всеми поровну.
Вождь печально вздохнул и вышел.
Когда шкура за ним опустилась, шаман почесался и улегся обратно на шкуры.
Через несколько минут тишину пещеры нарушал только мирный раскатистый храп.
На следующий вечер вождь вернулся.
— Вот и ты, шаман.
Сказал он, завидев шамана, сидящего на корточках рядом с пещерой.
Перед шаманом стояла плошка с ягодами, которые шаман неторопливо отправлял в рот.
— Вот и я.
Хмуро отозвался шаман.
— А вот ты. Мы оба тут, нет только моего горшка с вареным мясом.
Вождь отмахнулся от него.
— Шаман, я все сам придумал. Я сделал по-другому.
— Да ну?
Приподнял бровь шаман.
— Ага.
Радостно кивнул вождь.
— Пойдем, покажу!
Шаман не двинулся с места.
— Идем, идем!
Потянул его за рукав шкуры вождь.
Шаман неохотно поднялся и последовал за вождем. Тот обогнул холм, спустился по лощине и наконец остановился перед плоским обломком скалы, лежавшим у тропинки.
— Вот!
Гордо сказал вождь.
— Вот, видишь? И не надо никаких этих, сований, или как их там.
Шаман взглянул на камень.
На гладкой поверхности виднелись глубокие царапины, приглядевшись, шаман понял, что они изображают человека с дубинкой в руке.
— Примитивное искусство.
Сказал шаман.
— Это, стало быть, ты сам?
— Ага!
С гордостью произнес вождь.
— Отличный рисунок, ты с первого взгляда понял, что это я.
По этой тропинке все племя каждый день ходит, все будут видеть меня, и никогда не забудут.
Будут говорить:
— «Вот, это Угу, он самый лучший вождь племени, потому что он на камне нарисован!»
Здорово я придумал?
Шаман помолчал. Потом пожал плечами.
— Ну.
Сказал он.
— Что-то в этом есть.
— Я мудрый.
Сказал вождь.
— Ты тоже мудрый, шаман, но я мудрее.
Шаман вздохнул.
— Горшок с мясом чтоб был в моей пещере завтра.
Сказал он.
— И про бизоньи шкуры не забудь. Это моя идея, так что ты мне должен.
Потом он отвернулся и неторопливо побрел по тропинке обратно. Дойдя до поворота, он обернулся к вождю, все еще любовавшемуся своим портретом, и добавил:
— И вот что еще… Я конечно не спорю, можно и так. Помнить-то они будут, вот только…
— Что?
Недовольно спросил вождь.
— Да нет, ничего.
Ответил шаман.
Секунду помедлив, он снова повернул голову к вождю и добавил:
— Если захочешь узнать, почему люди над тобой смеются — заходи, растолкую.
И ушел.