Здравствуй, иссушенный летом, уютный мой.
Мерно считая шпалы, ко мне спешит
желтая колкая плавность твоих холмов,
темная сонная гордость твоих вершин.
Жарко вздыхая паром, гудит труба;
пар, долетая, уже холодит виски.
Каждый из нас, скитальцев, немного банк
с вкладами — кто безумия, кто тоски.

Чем смелее под вечер победный бред,
тем теснее в убежище по утрам.
Господи, как мне хочется стать добрей
к каждому, кто не ждет от меня добра.
Новый, взятый у вечности напрокат,
день часами раскидывать по песку,
в каменных нагретых твоих руках
спрятать свою взрослеющую тоску,
верную мне с пеленок грудную боль,
глупую юность с косичками до плеча.
Солнечный брат мой, это ли не любовь?
Та, что необратима и горяча.

В каждую руку персиков по ведру,
так чтоб, не бросив шпаги, не унести.
здравствуй тебе и спасибо, мой добрый друг.
Больше никто не взялся меня спасти.
В тесной палатке цвета сухих камней
жизнь обретает пьянящую простоту.
Часть депозита счастье хранит во мне,
сетуя, что вложения не растут.
Да и банкир растяпа и дурачье.
Ветреный друг мой, это ли волшебство? -
выпить вина, коснуться лица ручьем,
скрыться в холодном спальнике с головой,
чтобы однажды проснуться твоей травой,
кварцевым белым осколком твоих морей.
Господи, как мне хочется быть живой.
Так, что за это не жалко и умереть.

Пусть это время станет твоей весной.
Я не хочу перемен, но судить другим.
Знойный, цветущий, просоленный, травяной.
ты сбереги себя, пожалуйста, сбереги.
Вечность висит над скалистым твоим плечом.
Вечности, как ребенку, неведом страх.
Чтоб ни случилось, оставь мне всего клочок
самой глуши, для палатки и для костра.